Первое второе пришествие. Вещий сон

Сосед сзади терпел, терпел — и дал Никодимову в спину ощутимого толчка. Дело в том, что брюнет в это время начал читать молитву. Он прочел ее раз, другой, третий, потом попросил: повторяйте за мной. Можете сначала мысленно. Не надо громко. И люди стали повторять. Сперва некоторые, потом присоединились те, кто выучил молитву тут же, в зале, после десятикратного ее повторения. И вот все громче, убежденней, слаженней звучит общая молитва — и громче звучит музыка, делаясь все настойчивей.

Вот уже почти скандируют молитву собравшиеся — и вдруг на сцену выскочил человек. Какой-то бесноватый со слюной на устах, с выпученными глазами. Он побежал к брюнету и остановился как вкопанный, в трех шагах от него.

Зал замер.

— Скажи! — с неистовой мольбой закричал бесноватый. — Ты ли пришел или другого ждать? Да или нет? Скажи! Да или нет?

Страшная пауза повисла. Весь зал от мала до велика, от первого до последнего — ждал. И каждый хотел, чтобы ответ был: да! Глаза распахнуты напряженно, тела подались вперед, губы беззвучно шепчут, словно подсказывая: да! да! — в том числе и губы Люсьен, вытянувшейся в струнку, сжавшей кулачки, сморщившейся, как от боли.

— Да! Да! — просил зал, а брюнет все держал паузу.

— Ну! Ну! Ну! — толкал Никодимов Петра — а Петр не понимал, чего он от него хочет.

— Да! Да! — витало в воздухе.

— Нет! — встал Никодимов. — Нет! — закричал он, обернувшись к публике — и, быстро выбравшись из ряда, уверенно пошел на сцену. — Прочь! — сказал он бесноватому, и бесноватый, вдруг тут же утратив бесноватость, спросил бытовым кухонным голосом:

— А чего такое-то?

— Сейчас узнаешь!

Никодимов сунул руки в карманы и встал перед залом, покачиваясь.

Народ безмолвствовал. С одной стороны — явное кощунство, надо бы освистать шельмеца и прогнать его, с другой стороны — интересно, что он скажет.

— Развесили уши? — обидел Никодимов собравшихся. И пресек поднимающийся ропот поднятием руки. — Да нет, я бы тоже развесил уши. Я бы тоже поверил бы, что этот сморчок — Иисус Христос, как он пытается вам довольно толстовато намекнуть. Если бы… — Он помолчал. — Если бы не знал настоящего человека! Я не буду называть его Иисусом, у него обычное земное имя Петр Иванов. Вы наверняка слышали о нем. Что продемонстрировал вам сей субъект (субъект меж тем, гордо скрестя руки, с презрением смотрел на Никодимова, но в глазах появилась легкая растерянность), какие чудеса предъявил? Способности к мелодекламации? Но этому, извините, в самодеятельных клубах учат. Что еще? Ни-че-го! А ведь тут, рядом с вами, — закричал Никодимов, перекрывая голоса клакеров брюнета, сидящих в зале, и останавливая жестом руки каких-то людей, ринувшихся к нему из-за кулис, — рядом с вами находится человек… Впрочем, прошу!

Чувствуя жадность людского внимания, Петр не утерпел и полез на сцену.

Лоску ему не хватает, с сожалением думал Никодимов, глядя на него. Деревенщина косолапая, хоть и десантником был. Надо было мне учителя ему по сценическому движению нанять. Хотя кому-то эта непосредственность как раз и нравится.

Петр вышел, увидел привычное уже внимание — и обрел уверенность.

— К чему слова? — сказал он Никодимову, отсылая его кивком головы к кулисам.

Ого! — радостно удивился Никодимов и отошел. За кулисами у пианино мебельного светло-коричневого колера (с узорами «под дерево») стояла девочка лет двадцати семи, которая должна была перед финалом действа спеть духовную песню; она всегда страшно, болезненно волновалась, у нее начинались спазмы желудка, на этот случай девочка обязательно брала с собой лекарство «левомицетин», но сегодня, будто черт подтолкнул ее под руку, — вместо «левомицетина» она взяла другое лекарство и вот сейчас с ужасом рассматривает его, ничего не видя и не слыша, не зная, что происходит на сцене, десятый раз она тупо читает: «Минмедбиопром. Борисовский ХФЗ. ФУРАЗОЛИДОН. Применять по назначению врача. Р 72. 270.10. Цена 12 к. годен до XII. 91», — и в истерике ума хочет понять, что такое ХФЗ, вспомнить, что такое «Фуразолидон» — будто ей легче станет от этого. В муке посмотрела она на Никодимова, а ему в эту секунду — только в эту — представилось вдруг, что он целует ноги этой девочке, просит пощадить, и девочка щадит, и они поженились, и у них родились семеро детей, но девочка так и осталась невинна…

Петр твердо посмотрел в глаза брюнету. Брюнет выдержал взгляд. Петр продолжал смотреть. Брюнет попятился.

Зал ахнул.

— Сказано, — вдохновенно начал Петр, — что явится для обольщения человечества некто похожий на Христа, но не Христос. Лже-Христос, Антихрист. Будет сладкогласен и лицеприятен. Многих обманет, многие пойдут за ним. И, набрав войско клевретов, начнет он творить истинные свои противочеловеческие дела! — Петр ткнул пальцем в Иммануила и в порыве вдохновенного прозрения увидел какой-то ореол под волосами брюнета, обозначающий контуры его головы. Уверенными шагами он подошел к брюнету, сорвал с него парик и бросил на сцену.

Зал обомлел: вместо брюнета на сцене стоял огненно-рыжий, просто клоунски рыжий человечишко с нелепой черной бородкой.