Первое второе пришествие. Вещий сон

Волки, подумал Петр.

Но это были не волки, а звери похуже волков, — это были дикие собаки.

Они обитали неподалеку, на городской свалке. Никто никогда не смел подходить к ним. Их ежегодно отстреливали, но они плодились и оказывались в том же количестве.

Петр спокойно ждал их нападения. Он только за волкозайца переживал и решил спустить его, чтобы он смог убежать.

Спустил. Но волкозаяц остался рядом.

Он, может быть, и сумел бы оторваться от преследования собак, но подумал, что раз хозяин привел его сюда, то именно для этой встречи с собаками. Так, значит, кончается посмертная жизнь, кончается рай — и наступает окончательный конец, за которым уже ничего, вероятно, не будет. И, поняв это, он тоже стал спокоен, у него теперь была одна цель: драться, а какой исход будет у драки — все равно.

Дикие псы бросились.

Молнией носился волкозаяц вокруг Петра, не позволяя собакам приблизиться к нему. Щелкал зубами направо и налево, кусал, царапал своими передними короткими лапками, лягал длинными и сильными задними. Но вот какой-то мохнатый кобель прыгнул, вцепился в ляжку, повис всей тяжестью. С рычанием навалились остальные, чьи-то клыки вонзились в горло, пеленой стали застилаться глаза, — и вдруг прошла боль, и пришел такой покой, какого волкозаяц еще не знал.

Да это же лучше всего! — мысленно воскликнул он, не зная, кого благодарить за это, да и не думая об этом.

Петр стоял и смотрел, понимая, что он ничего не может сделать. Когда же собаки увлеклись разрыванием зверя, сгрудившись над ним всей сворой, Петр подошел и стал их расшвыривать. Собаки опомнились, бросились на него. Одной рукой защищая горло, другой рукой Петр ухватывал нападающего пса за загривок, ударял о дерево, пес издыхал.

Так он прикончил всех.

Легче стало в теле, но еще тяжелее на душе.

Не глянув на растерзанные останки Кузи, он стал спускаться с Лысой горы.

8

Не только Петр не спал в эту ночь.

Не спали и Петр Петрович Завалуев и главврач Арнольд Кондомитинов.

Они выпивали в комнате-психушке.

— Нет, я не сумасшедший, — говорил Завалуев. — Но мизерная должность пусть даже в областном аппарате — извините! Передо мной другая высота!

— Какая же? — интересовался Арнольд Кондомитинов, в жизни больше всего любя (кроме женщин) выпить и поговорить с умным человеком.

— Мировая высота, если хочешь, — снисходительно сказал Петр Петрович.

— В качестве кого?

— Ну да! Скажи тебе, а ты меня в настоящую психушку посадишь!

— А это не настоящая? — обиделся за вверенное ему лечебное учреждение Кондомитинов.

— Лучше я задам тебе вопрос! — сказал Завалуев.

— Валяй!

— Чувствовал ли ты в себе тягу, например, к убийству?

— Конечно, — сказал Кондомитинов, в молодости убивший человека, который, пьяный, забрел на дачу, где Арнольд был с девушкой, дачу ее родителей; девушка спала, пьяный бродяга просил выпить и неубедительно грозил столовым ножом. Кондомитинов отнял нож и убил его, четыре раза ударив кирпичом по голове, а потом сволок в глубокий овраг и хорошо зарыл. Никто ничего не узнал. Кондомитинов редко вспоминал об этом случае — и равнодушно.

— Хорошо! — похвалил Завалуев. — А чувствовал ли ты тягу к насилию?

— Конечно, — сказал Кондомитинов, полгода иазад изнасиловавший глухонемую четырнадцатилетнюю пациентку, заболевшую пневмонией, и она умерла потом от пневмонии.

— Так! — все больше радовался Завалуев. — Но ради чего ты мог бы убить и изнасиловать?

— Ради процесса.

— Ты врешь! — закричал Завалуев. — Ты хочешь, чтобы я о тебе думал лучше, чем ты есть! На самом деле ты ни на что не способен! А я вот способен на все! Ради власти! Я хочу, чтобы я стоял на вершине мира, а люди, как тараканы, ползали бы подо мной! Не страна, понял меня, а весь мир! — вот моя цель!

— Ты закусывай, закусывай, — сказал Кондомитинов.

Завалуев достал тетрадь Нихилова (она всегда теперь была у него под рукой), потряс ею и сказал:

— Знаешь, кого вы с Катькой прирезали?

— Не мы с Катькой, а сумасшедший Разьин.

— Вы прирезали Иоанна Предтечу!

— Это кто?

— Ты Евангелие читал?

— Купить купил, а читать нет. Скучновато. Я больше детективчики.

— А вот прочти! — посоветовал Завалуев. — Нихилов был не Нихилов, а Иоанн Креститель, а Христос знаешь кто?

Кондомитинов не мог понять: то ли совсем закосел его приятель, то ли дело серьезней, чем он предполагал.

— Ну кто? — спросил он.

— Петька Салабонов, двоюродный мой племянник! Катькин любовник, между прочим, чего она не знает, что я знаю, а я знаю!

— В самом деле? — заинтересовался Кондомитинов.

— Ты слушай! Петька — Иисус, Иван Захарович Нихилов — Иоанн Предтеча, а я, как ты думаешь, кто?

— Иуда?

— Бери выше: я Антихрист, Лже-Христос! Я должен вызвать на бой Христа. И проиграть. Так написано. Но это еще большой вопрос! Почему обязательно проиграть? А если — выиграть? Ты — будешь помогать мне?

— Нет, она в самом деле — с Салабоновым? Ты не врешь?

— Кто?

— Да Катька-то?

— Ты слушай дальше, дурак!