Первое второе пришествие

Тем же днем о безобразиях в полынской церкви стало известно епархиальному управлению. Архиерей послал срочно представителей, те наутро явились, увидели храм запертым, на паперти сидел полуголый и босой дурачок Кислейка, приходящий раз в неделю из пригородного села Кузбаши полюбоваться на внутреннюю красоту храма. Кислейка не чувствовал холода, а рассказать об этом не мог, потому что был немой. Вчера он был на службе и испугался, и убежал вместе со всеми, и пошел домой, припрыгивая на снегу и любуясь отпечатками своих ступней. Озоровал: шел задом наперед, представляя, как он всех обманул, смеялся, очень был этим доволен. По этой же дороге ехал председатель сельсовета Кузбашей Торопырьев, всегда не любивший Кислейку за то, что Кислейке-идиоту ничего не надо и он, тем не менее, счастлив; Торопырьев же был постоянно обременен надобностями общественными и личными. Вот и теперь он вез дюжину электролампочек, выпрошенных в районном отделе снабжения для освещения инкубатора, и мучился, как эту дюжину поделить. Сволочь снабженец, хоть он и привез ему три килограмма парного мяса, не согласился написать в накладной восемь лампочек, так дюжину и написал. Четыре – себе, две – главному инженеру, считал в уме Торопырьев, две – в школу, хоть умри, одну – в сам сельсовет, одну – Тоне-библиотекарше, нет, ей две: одну в библиотеку, другую домой, хотя Торопырьев и без света обошелся бы, общаясь с нею, но Тоня на ночь любит книжку почитать. Сколько получается? Тринадцать ламп получается, где еще одну взять? Себе – три? Но жена проверит по накладной, она велела четыре, не меньше. Главному инженеру одну, а не две? Обидится, уйдет, давно грозится уйти в город, а у него золотые руки, он и за слесаря, и за токаря – за всех… Или посоветовать Тоне: уходя из библиотеки, брать лампочку с собой? Тоже обидится… Так он размышлял, «газик» подбрасывало на ухабах, шофер, искоса поглядывая на начальника, дышал аккуратно, потому что забегал к шурину, пока начальник хлопотал по делам, и погрелся у шурина, как это принято по-родственному. И вот машину тряхнуло на незамеченной шофером выбоине, и он, как бы заглаживая вину и заодно наказывая машину, что разогналась, когда не просили, резко затормозил. Торопырьева бросило вперед, он ударился головой о стекло, но это пустяки, сквозь шапку не больно, не в том беда – коробку с лампочками он не удержал в руках, она упала, и там треснуло.

С проклятьями Торопырьев открыл коробку и увидел, что две лампочки разбиты.

Досталось шоферу, досталось дороге и ухабам, досталось и черту, досталось и всему общественному строю, существующему вокруг, досталось и главному инженеру, и жене-привереде, и даже Тонечке-библиотекарше досталось – так неуемно злился и матерился Торопырьев, а шофер изнемогал от желания засмеяться и невозможности это сделать.

Тут они и увидели Кислейку.

– Задавить бы дурака, – сказал Торопырьев. – Зря только землю топчет.

– Давить подождем. А – напугаем, – сказал шофер.

Дорога была под горку. Шофер сбросил газ, и машина бесшумно покатилась самокатом. Подъехала чуть не вплотную к Кислейке – и тут шофер дал мотору холостых оборотов, двигатель взвыл, шофер нажал на тормоз, но не учел скользкости дороги – сбитый Кислейка упал.

Не успели Торопырьев и шофер испугаться, он вскочил и замахал руками, крича:

– Куда ж ты едешь, так твою так?! На людей едешь? Сукин ты сын! И ты сукин сын! – назвал он отдельно, разобрав, что в машине двое.

– Заговорил! – удивился шофер.

– Это мы еще разберемся! – сказал Торопырьев. – Кто заговорил, а кто нарочно молчал и под дурачка прикидывался! Садись! – открыл он дверь, приглашая Кислейку.

Но Кислейка стоял с таким видом, будто желал заглянуть сам себе в рот и увидеть, что там произошло. В ответ на предложение Торопырьева он сказал:

– С активностью, соответствующей текущему моменту и требованию времени! – свистнул, гикнул и помчался обратно в Полынск.

Происшедшее он связал не с машиной, а с тем, что произошло в церкви.

Вот и явился и сидел на паперти, неизвестно чего ожидая.

Приезжие расспросили его, он отвечал охотно, но бестолково.

Несколько раз заставили его повторить и насилу наконец поняли, что случилось.

Дома ни о. Сергия, ни Диомида не застали. Что ж, с пустыми руками возвращаться? Позвонили в епархию, доложили, что выяснение обстоятельств и розыск священников займут несколько дней. Им велено было разобраться во всем дотла – чего они и сами желали.

Звали их Иван и Яков, были они братья.