Первое задание

— Правильно, проверят. Это дело у них, нужно признать, поставлено отменно. Они не дураки — это тоже верно, но и мы не лыком шиты! Придётся тебя по-настоящему отправить за решётку, а потом инсценировать побег. Затем на самолёт — и в лес к Ивану Ивановичу. Там осмотришься, изучишь обстановку и по нашей команде пойдёшь к «любимому дядюшке» в гости.

— А как я объясню своё появление в городе за линией фронта?

Полковник подошёл к столу, взял из красной папки лист гербовой бумаги с фашистской свастикой и протянул Николаю.

«Настоящим удостоверяется, что Крылов Виктор Викторович проявил смелость и находчивость, не щадя жизни доказал преданность Великой Германии, оказал неоценимую услугу немецким войскам в борьбе с большевиками.

Генерал Теске, командир 281-й моторизованной дивизии».

— Нравится? — спросил полковник Николая.

— Да, но…

— Слушай дальше, и всё станет ясно. Предположим, ты перешёл фронт на участке этой дивизии, скажем, четырнадцатого. А три дня спустя на этом участке был сильный бой. Да, да, бой был — это уже действительность. Наши войска потеснили противника. Командир дивизии, между прочим, очень известный и далеко не глупый генерал, пал смертью храбрых во славу фюрера, и труп его остался на поле боя. Твой документ датирован шестнадцатым, а бой начался семнадцатого вечером. Это значит, что ты оказал услугу генералу накануне боя, и справка выдана, когда он был ещё в полном здравии. Теперь пусть проверяют…

Воспоминания Николая, промелькнувшие в доли секунды, были прерваны вопросом Демеля. Тон был так вежлив, что Николай сразу насторожился.

— Вы сами пришли к нам?

— Так точно.

— Что руководило вами — идейные убеждения или обстоятельства?

— И то, и другое, — сразу же ответил Николай. — Точнее: мои убеждения довели меня до такого состояния, когда обстоятельства стали нетерпимыми. Я приговорён военным трибуналом к высшей мере.

— За что?

— За измену Родине.

— И всё?

— Нет. Ещё за хищения.

— Какие?

— Военное имущество, деньги…

— Ещё!

— Всё.

— Значит, — усмехнулся Демель, — как говорят жрецы Фемиды, вас привлекли к ответственности по совокупности преступлений?

— Так точно, господин майор.

Демель медленно поднял глаза на Николая.

— А почему вы решили, что нам нужны жулики и изменники?

— Я не жулик и, тем более, не изменник. Это большевистские ярлыки. Я взял лишь мизерную часть тех богатств, которые Советы отобрали у моих родителей.

— О! Это другое дело! — с иронией воскликнул Демель. — Вы идейный борец за справедливость, а не вор. Просто у вас принципиальные расхождения с Советами по вопросу определения форм собственности при социализме. Вы признаёте только одну из этих форм — личную. Другие же вас интересуют, видимо, лишь как факторы, влияющие на изменение объёма личной собственности.

— Примерно так, — сказал Николай и подумал: «Прав был комиссар партизанского отряда: далеко не прост майор Демель. Куда ты гнёшь, хитроумный гестаповец, какую ловушку расставляешь мне?»

— Хорошо, — примирительно сказал Демель. — Я умею, стараюсь, во всяком случае, уважать действия и мотивы, их побуждающие, любого человека. Ваши деяния направлены против коммунистов, и это нас вполне устраивает.

— Я очень рад, — смиренно промолвил Николай.

— Но это не всё!

— Слушаю вас!

— Меня интересует — кем вы сами считаете себя? Поясню: русские считают вас изменником и приговаривают к расстрелу, мы считаем вас… впрочем, я позже вернусь к этому. А вы сами что думаете?

За иронией и суховатой академичностью Демеля скрывалось стремление, и оно показалось Николаю искренним, понять собеседника. «Ладно, — подумал Николай, — я буду грести по течению, постараюсь быть «откровенным».

— Что же вы молчите? — вежливо спросил Демель.

— Мне очень трудно ответить на этот вопрос, — осторожно начал Николаи. — С одной стороны, — я, конечно, чувствую себя русским. Я люблю Россию! С другой стороны, — я ненавижу большевиков, которые отняли у меня всё!

— Отдавая дань вашей откровенности, я сомневаюсь в справедливости ваших слов, — сказал Демель.

— Вы не верите мне?

— Нет. Это не то! Вам я сейчас верю. Но вы — это ещё не весь народ. Мне кажется, что большинство русских думает наоборот, — что советская власть как раз дала им всё, о чём раньше они не могли даже мечтать.

— Может быть, и так. Но этому большинству нечего было терять! — Николай даже встал от волнения.

— Понятно, господин Крылов, вы есть классовый враг советской России и понимаете, что мы воюем не с русским народом, а с коммунистами.

— Мне очень приятно, господин майор, что вы это понимаете. Но многие, к сожалению, думают, что русские и коммунисты — это одно и то же.

— Да, в этом очень много правды, — задумчиво сказал Демель, — и это очень прискорбно. Да, да, многие так думают.

«Не многие, а — все! — злорадно подумал Николай. — Потому что это правда!»