Мы, (иудеи), надеемся, что некогда действительно воскреснем во плоти и обретем жизнь вечную, примером и вождем в этом будет нам посланец (бога), который покажет, что для бога нет невозможности (воскресить) кого-либо во плоти. Но где же он, чтоб мы (могли) его увидеть и уверовать [II, 77]? (Мы видели, что не Иисус был этим посланцем; ведь он никого не сумел убедить); или, может быть, он для того и явился, чтоб мы не уверовали [II, 78]?
Итак, Иисус был человеком, притом таким, каким его рисует истина и показывает разум [II, 79].
Глупейшим образом спорят между собою христиане и иудеи, и их беседы между собой о Христе ничем не отличаются от вошедшего в поговорку спора о тени осла [402]
.Ничего благородного нет в прениях иудеев и христиан между собою, так как обе стороны верят, что было пророчество от духа божьего о грядущем спасителе рода человеческого; они расходятся только по вопросу о том, явился ли уже предвещенный спаситель или нет [III, 1]. (Впрочем, спасители были и у эллинов) — благодетельный Асклепий [403]
, предсказывающий будущее целым городам, посвященным ему, как то: Трикке, Эпидавру, Косу и Пергаму, Аристей [404] из Проконнеза, некий [405] из Клазомен и Клеомед [406] из Астиапалеи [III, 3]. Евреи происходят из Египта [407]; они покинули Египет, восстав против египетского государства и презрев принятую в Египте религию; (и вот) то, что они сделали с египтянами, они (сами) испытали со стороны приверженцев Иисуса, уверовавших в него как в Христа; в обоих случаях причиной нововведения послужило возмущение против государства [III, 5]. Евреи, будучи египтянами, получили начало (как отдельная нация) путем мятежа, а будучи (уже) иудеями, они во времена Иисуса восстали против государства иудейского и последовали за Иисусом [III, 7]; (ими руководит всегда только дух мятежа, и) если бы все люди пожелали стать христианами, то эти не пожелали бы уже (оставаться христианами) [III, 9].Вначале их было немного, и у них было единомыслие. А размножившись, они распадаются тотчас же и раскалываются: каждый хочет иметь свою собственную фракцию; ибо к этому они стремились с самого начала [III, 10]; вновь откалываясь от большинства, они сами себя изобличают. Единственное, так сказать, общее, что у них еще есть, если оно вообще есть, это — название. Это единственное они все-таки стесняются отбросить: а все остальное у них по-разному [III, 12]. Их союз тем более удивителен, что, как (легко) можно доказать, он не покоится ни на каком солидном основании; этим «солидным основанием» является мятежный дух, (извлекаемая) из него выгода и страх перед внешними (противниками); этим укрепляется их вера [III, 14].
Они привлекают и комбинируют всякого рода представления об ужасах; сочетая плохо понятые древние сказания, они огорошивают и обвораживают ими людей, как те, которые оглушают посвящаемых в корибанты [408]
[III, 16]. (Их) веру (можно сравнить с культом) египтян: у них, когда подходишь, (видишь) великолепные священные участки и рощи, огромные прекрасные пропилеи, замечательные храмы, пышные скинии вокруг, благоговейное таинственное богослужение. Но, когда входишь и оказываешься уже внутри, видишь, что поклонение воздается коту, обезьяне, крокодилу, козлу или собаке [III, 17]. (Впрочем) признающим это внушается представление, что не напрасно (животные) священны [III, 18]. (Христиане), с одной стороны, смеются над египтянами, хотя последние дают много и неплохих загадок, поскольку учат, что такого рода почитание воздается вечным идеям, а не, как многие думают, тленным животным; но они глупы, не вводя в рассказы об Иисусе ничего более достойного уважения, чем египетские козлы и собаки [III, 19].