Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства

Творчество Марциала отражает настроения римской рабовладельческой и денежной знати, перестраивавшейся в условиях упадка старых методов эксплуатации и в направлении новых, не менее жестоких, выраставших из противоречий рабовладельческого общества. Все интересы поэта вращаются вокруг спальни и пиршественного стола. Его остроумные, подчас цинично-грубые эпиграммы показывают класс рабовладельцев-аграриев и ростовщиков в период разложения рабовладельческого общества, когда «всеобщему бесправию и отчаянию по поводу того, что наступление лучших времен невозможно, соответствовали всеобщая апатия и деморализация». Существование паразитирующих богачей и царедворцев «заполнялось наживой богатства, наслаждениями богатством, частными сплетнями, частными интригами». Этой характеристике, данной Энгельсом, как нельзя более соответствуют герои Марциала. Интересно, что, будучи выскочкой, он кокетничает изысканностью своего вкуса, тонкостью понимания наслаждений жизнью и с жестоким презрением высмеивает безвкусицу, аляповатую роскошь и самодовольное чванство «нуворишей», т. е. богатых «выскочек» вроде Зоила. В этом смысле эпиграммы Марциала — ценный памятник эпохи. Вместе с тем они представляют собой сокровищницу материалов для знакомства с бытом высших классов того времени. Утварь, одежда, вина, кушанья, косметика, посуда, предметы искусства — все эти тысячи мелочей занимают внимание поэта, от которого мы таким образом узнаем, какие товары производились, где и для кого, какова была обстановка в доме богатого римлянина, какие существовали игры, развлечения и т. п.

IX. 19. Ты в трехстах, Собелл, стихах воспеваешь

          Понтика бани, которого ужин прекрасен.

          Хочешь ужинать ты, Собелл, а не мыться [157].

IX.112. В чем господина беда, раба в чем благо, не знаешь

          Ты, Кондил, вопия, что ты так долго рабом.

          Сон безмятежный дарит тебе дрянная подстилка,

          А бессонный лежит, видишь ли, Гай на пуху.

          С первым лучом, трепеща, господ приветствует стольких

          Гай, а ты, Кондил, ни одного между тем.

          «Долг свой, Гай, возврати», — восклицает Феб, а оттуда

           И Циннато, а тебе некому крикнуть, Кондил [158].

           Ты боишься бича? Но подагра сечет и хирагра [159]

           Гая, и тысячу розог бы он предпочел.

           А что тебя утром не рвет [160] и ты языка не поганишь [161],

           Не предпочтешь ли Кондилом трижды, чем Гаем-то, быть?

V.79. Уже одиннадцать раз ты, Зоил, вставал от трапезы,

        И одиннадцать раз ты наряд уж менял [162],

        Чтобы задержанный пот не засел во влажной одежде

        И не нанес ветерок холеной коже вреда.

        Что же, хоть ужинал я с тобою, Зоил, не потею?

        Видно наряд-то один холод приносит большой.

76. Марциал, Epigr. XIV (Apophoreta)

Apophoreta («гостинцы») — так называли сладости, орехи и т. п. мелочи, которые по обычаю того времени гости уносили с званого пира с собою домой.

Под этим заголовком Марциал выпустил сборник кратких эпиграмм-двустиший, дающих интересный материал об утвари, одежде, косметике, рукописях, картинах и т. д. Во вступлении автор говорит:

I.13. «Можешь на месте любом ты книжку вот эту окончить: