Первокурсница (СИ)

Быстренько принимаю душ, иду на кухню. Здесь тоже светло и по-праздничному нарядно. В центре столешницы нежно-розовый букетик, салфетки льняные по краям. На плите уютно шкварчит сковородка. Мама накладывает папе в тарелку оладушки, кофе наливает. Он сидит, расслабленно облокотившись локтями на стол и довольно, с многозначительной улыбкой на меня поглядывает. В ожидании своей порции наливаю себе воды, устраиваюсь рядом на свободном стуле, и папа, нетерпеливо поерзав, приступает к распросам:

— Как вчера время провели?

Значит, он из-за нашего свидания с Максом так сейчас радуется? Становится не по себе. Внутри деревенеет все от накатившего напряжения. Неприятно родителей разочаровывать.

— Так себе, — отвечаю осторожно. — Я к нему присмотрелась, как ты и хотел. Но то, что увидела, мне не понравилось. Так что, — пожимаю плечами виновато, — ничего у нас не выйдет!

Отец хмурится и весь подбирается, будто к рукопашной готовясь. Оладушек продолжает уплетать, но, кажется, больше по инерции, без удовольствия. Уточняет угрюмо:

— И что не так?

— Он вчера на тетю Олю в подъезде наорал. Она не вовремя к нам подошла и получила за это по полной, бедненькая. Он такой злой был, словами не передать!

В ответ летит насмешливый взгляд отца.

— Хочешь сказать, я никогда ни на кого не ору?

— Ты кричишь иногда на сильных, но ленивых мужчин на своей стройке. Женщину-инвалида оскорбить со всей злости — это совсем другое. Подло и жестоко.

Мама, наконец, подсаживается к нам и накладывает скромную порцию вкусняшек в свою тарелку. Вместо сметаны себе йогурт малокалорийный добавляет. На ее красивом лице написано беспокойство. Тоже за Макса вступается:

— Мира, ты знаешь, сколько денег он в благотворительные фонды жертвует? А то, что он родителям помогает — это ты уже забыла?

Отодвигаю в сторону тарелку. Двое на меня одну, да еще до первой чашки кофе. Это нечестно вообще-то! Но сдаваться не собираюсь.

— Ты сама меня учила: когда оцениваешь мужчину, смотреть надо не на внешний блеск, не на мишуру, которая в глаза бросается, а на маленькие неприметные детали. Как он относится к больным, слабым, детям — всем тем, от кого не сможет ответка прилететь. Истина кроется в мелочах, так ты говорила.

Мама смущается, на секунду в ее глазах растерянность мелькает, но быстро находится с ответом:

— Вот и смотри на детали! Я же от своих слов не отказываюсь! Но не на одну деталь обращай внимание, а на все. Нельзя на человеке из-за одной единственной ошибки крест ставить! Все ошибаются, и ты в том числе! Дай ему шанс себя всего показать, а потом оценивать будешь всю картину, целиком.

Тоскливо смотрю на свой завтрак. Села за стол голодная, как стая волков, а сейчас весь аппетит испарился куда-то. Туда, наверно, где на девушек за завтраком не набрасываются собственные родители. Жалко себя становится, еле сдерживаюсь, чтобы не заплакать. Опустив глаза, прошу:

— Можно я в своей комнате поем?

Мама, бросив на отца быстрый взгляд, кивает:

— Иди, конечно. Побудь одна, если хочешь. Но о словах наших все-таки подумай!

Киваю, хватаю тарелку с оладушками, чашку с кофе и выскакиваю из кухни. Влетаю в свою комнату, дверь плотно прикрываю. Подхожу опять к окну. Так хорошо на улице: солнце от снега ярко отсвечивает, небо чистое-чистое, голубое. На фоне прекрасной погоды еще очевиднее чувствую испорченное вдрызг настроение. Берусь за телефон, пишу подруге в вотсапе:

— Ир, меня родители хотят свести с парнем, который вчера на нашу соседку-инвалида наорал. Грубо так! Богатый и влиятельный зато. Как тебе новость?

Ира присылает мне смешную фотку с текстом: «Как у таких глупых родителей мог родиться такой умный ребенок?»

Отправляю ей хохочущий смайлик. И задумчиво пишу:

— Может, пора из дома делать ноги?

— Куда?

Ира человек-реалист. Сразу все с практичной точки зрения просчитывает.

— Не знаю. А что, если и тебе, и мне работу найти? Квартиру однокомнатную снять?

— Неее. (улыбающийся смайлик) Мне и дома хорошо. Вовремя убираюсь, допоздна не гуляю, хорошо учусь — и родители, как шелковые!

Посылаю ей виртуальный поцелуйчик и закрываю чат.

На оладушки смотрю, как на врагов. В горло ничего не лезет, при мысли о еде становится плохо. Выпиваю кофе. Отношу посуду на кухню, убираю остатки завтрака в холодильник. Слышно, как душ шумит — это папа, наверно, моется. Мама тут же, на кухне закладывает белье в стиральную машинку. И я с облегчением понимаю, что сводничать никто вроде бы не собирается. По крайней мере, в ближайшее время. И все равно дома теперь неуютно. Бежать отсюда хочется со всех ног. Спрятаться от родительской власти, тугим узлом стянувшей горло.

Пишу сообщение Владу в вотсапе:

— Встретимся в библиотеке через час?

Ответ приходит через минуту. Зевающий смайлик и большой палец, задранный вверх. Одеваюсь поспешно, по-простому: джемпер розовый, джинсы. Взглянув на градусник за окном (минус пятнадцать), достаю из шкафа длинный бардовый пуховик. В нем точно не замерзну!