Он тоже разозлился не на шутку. Подскакивает с кресла, мощной горой надо мной теперь возвышаясь. Руки в карманы сует и рычит сдавленно:
— Самохвалова, не нарывайся!
— Сбрей ее, наконец! — шиплю, умоляюще сложив руки.
— Ну все! Сама напросилась!
И, быстро наклонившись ко мне, впивается в губы. Я сижу, прижавшись к спинке кресла и увернуться не успеваю от неожиданности. Губы его чуть соленые после круассана. Борода мягкая и совсем не колется, правда! Скорее, будоражит, щекочет ласково, волнует. Провожу осторожно пальцами по его заросшей щеке. Ммм, и на ощупь приятно! Сознаю вдруг, что не хочется совсем от его губ отрываться, и настойчивых, и нежных. Все нутро мое на их призыв откликается, волной желания заливая. И поймав себя на этой мысли запретной, резко отворачиваюсь. Ладонью рот зажимаю. В глаза его смотрю испуганно и подтверждаю голосом немного охрипшим:
— Не колется все-таки. Ты прав.
Глава 9. Мира
Еду в автобусе, забившись на заднее сиденье и уткнувшись в окно. От других пассажиров отворачиваюсь и варежку ко рту прижимаю. Выглядит странно, безумно, наверно. Но по-другому не получается. Мне кажется, лицо и губы, в особенности, меня предательски выдадут. Всем встречным расскажут про поцелуй.
После произошедшего я ужасно старалась свою неожиданную реакцию на Влада запрятать поглубже. Под напускную веселость и дурашливость. Однако актриса из меня никудышная, как оказалось. Влад тоже пытался балагурить по-прежнему, но между нами то и дело проскальзывала неловкость. Даже шутки неуклюжими стали. Неповоротливыми, как медведи. Я сдалась первой. Встала, подхватив свой рюкзак, и предложила:
— Ну что, пойдем-ка теперь поучимся для разнообразия!
И мы разошлись каждый своей дорожкой. Больше в библиотеке не пересекались.
Подходя к дому, вспоминаю, что собиралась навестить тетю Олю. Поднимаюсь на третий этаж, стучусь, но она опять не открывает. Начинаю волноваться. Хочу ей позвонить, но мы никогда близко не общались. Ее номера у меня нет. Даже уверенности нет, имеется ли у нее телефон вообще.
Спускаюсь на первый этаж, достаю ключи. Открываю дверь и понимаю уже на пороге: что-то не так. У нас везде свет включен, сильно розами пахнет. Но цветов не видно нигде. Оживленные голоса звучат. А среди этих голосов один красной нитью выделяется. Бархатный баритон, от которого сердце сразу быстрее стучать начинает. И противоречивые желания одолевают: то ли бегством спасаться, то ли лететь мотыльком на огонь, к себе манящий. Пока раздеваюсь неторопливо, все еще сомневаясь, успеваю вспотеть в теплом пуховике. В прихожую заходит отец и громко, радушно меня приветствует:
— О, наша Мирочка пришла! А мы тебя ждали!
Вижу, что он навеселе. Жесты стали вальяжнее, небрежнее. На рубашке рукава закатаны, ремень на брюках ослаблен и его полнота от этого еще заметнее становится. Что здесь происходит? Неизвестность пугает. Делаю попытку спрятаться в свою комнату. Лепечу извиняющимся голосом:
— Пап, у меня учебы много. К понедельнику еще реферат по три дэ проектированию писать. Я вообще-то сейчас учиться собиралась.
Но отец меня просто так отпускать не собирается. В глазах упрямый блеск появляется, руки по-хояйски на пояс ставит. Зуб даю: сейчас командовать начнет!
— Так. Учебники в комнату относишь. И присоединяешься к гостям. И чтоб без разговорчиков в строю! Усекла?
Уныло киваю и подчиняюсь беспрекословно. Когда такой тон слышу в папином исполнении, время для переговоров и компромиссов закончилось. Так и не начавшись.
Захожу в гостиную. За кофейным столиком, загруженном под завязку вкусняшками, чайными чашками, бокалами с вином сидят родители, Макс, рядом с ним на диване незнакомая какая-то женщина лет сорока и тетя Оля. На нее смотрю дольше всех. На фоне нарядно одетых родителей, стильного Макса она выглядит черной, заблудшей овечкой, попавшей сюда случайно. Серый, растянутый джемпер весь в катышках, со старинным принтом родом из девяностых, похоже. Взлохмаченные короткие волосы цвета зрелой пшеницы с поседевшими прядями. В единственном видящем глазу застыла растерянность. Она жмется к краю дивана и явно чувствует себя не в своей тарелке. Здороваюсь со всеми, свой стул пододвигаю к ней ближе, улыбаюсь ободряюще и спрашиваю одними губами:
— Как у вас дела?
Папа отпивает чая глоток и громогласно объявляет:
— Шептаться в нашей кампании не стоит. Познакомься, кстати, с Татьяной, сурдопереводчиком. Если что-то хочешь нашей соседке сказать, Татьяна переведет.
Киваю ей, произношу формальные любезности.
И понемногу, в процессе разговора узнаю предысторию этой встречи.