Первомайка

Дверца десанта захлопнулась, но теплее не стало. Не поворачиваясь, я глухо спросил:

– Стас, это ты? Куда тебя?

– Да все туда же. В руку и ногу, – за моей спиной ответил Гарин. Он сидел сзади, в левом десанте. – Алик, а тебя куда ранило?

– В голову, – ответил я.

– Ну, ничего. Сейчас нас отвезут в медсанбат.

Кроме меня и Стаса в двух десантных отделениях боевой машины пехоты находилось еще несколько раненых, которые все время молчали и лишь изредка шевелились, поправляя свое положение. Уже с полчаса мы сидели в «бээмпешке». В голове начала звучать совсем другая мелодия: «Не хватает нам лета теплоты… Не хватает нам лета теплоты… Не хватает нам лета теплоты… Не хватает нам…» Хоть нас и было несколько человек внутри закрытого пространства, но согреться не удавалось. А тут еще и эта мелодия…

«Да, крыша продолжает ехать, – по-прежнему равнодушно думал я. – Как же они нас повезут, если пехота еще вчера всю солярку сожгла на костре? Пехотный капитан ведь вчера жаловался, что соляры нет. Я им весь десант заблюю, если внутри БМП поеду. Надо бы сверху ехать, так не укачает».

Снаружи кто-то подошел к БМП и, открыв дверцу, сказал нам, что нас и других раненых повезут на «ГАЗ-66».

Мы все молча вылезли из боевой машины и заковыляли по ямам и буграм. Меня справа за руку вел кто-то из раненых. Не знаю почему, но мне показалось, что это был солдат, который меня знает. Уточнять я не стал. Где-то впереди завелся двигатель машины. Я узнал характерный звук движка «ГАЗ-66». Спотыкаясь на кочках, мы пошли чуть быстрее. До машины оставалось метров пятьдесят, когда водитель дал прогазовку, переключил скорость и начал отъезжать. Автомобиль стоял за небольшим бугром, и водитель не видел нас то ли из-за темноты, то ли из-за зарослей.

Идущие впереди меня раненые, да и я сам, хором закричали водителю, чтоб он никуда не уезжал и забрал раненых, которые уже сами дошли до его машины. В нестройном хоре ослабших голосов слова и выражения раненых густо дополнялись различными оборотами нашего великого и могучего…

Все это подействовало на военного водителя, который остановил машину, вылез из кабины, быстро открыл дверь кунга и начал помогать раненым забраться в кузов автомобиля.

Через некоторое время меня подвели к машине. Кто-то сверху взял мои руки, снизу меня подсадили, и я оказался внутри кунга, где меня усадили на деревянный армейский табурет.

«ГАЗ-66» представлял собой передвижную мастерскую: внутри находились столы-верстаки, набитые инструментом, на полу были накиданы лопаты и ломы. Когда машина тронулась с места, то все это железо стало подпрыгивать на ухабах и грохотать.

– Товарищ старшлейтнант, тут на столе матрац. Ложитесь на него, – предложил мне кто-то из бойцов; кажется, это был мой пулеметчик-гранатометчик.

Я отказался и остался сидеть на табурете посреди кузова. Правой рукой я держался за стол справа, а левой – за колено солдата, сидевшего на левом столе. Кто-то взял мою левую кисть и переложил ее на край левого стола, но это было далековато для меня, потому что я касался стола только кончиками пальцев, и я опять схватился за колено бойца.

Хоть я и старался держать голову на весу и не подпрыгивать сильно на кочках, но в левом виске сильно заныло, из-под повязки пошла опять кровь и желудок снова взбунтовался, извергая желчь на ломы и лопаты.

– Куда тебя ранило? – между приступами рвоты спросил я пулеметчикагранатометчика.

– В руку. Легко ранило, – ответил боец, и я механически подумал, что это хорошо, что легко ранило.

Вторым легкораненым из моей группы был солдат Максимка, который сидел где-то сзади на полу кунга. Всего же в кузове было более десятка раненых солдат. Из второй группы был прапорщик, получивший ранение в прикрывавшем отход остатков первой группы тыловом дозоре, который был накрыт огнем радуевского гранатометчика. Остальных своих попутчиков по несчастью я так и не смог определить.

– А кто убитый? – спросил сзади чей-то голос.

Некоторое время мы ехали молча в трясущемся кузове и слушали отдаленную слабую перестрелку. Затем кто-то начал перечислять:

– Начальника разведки убило. Доктора убило. Мороза на куски разорвало. Прямое попадание мины. Кого еще убило не знаю, но убитые есть…

Сзади кто-то навзрыд заплакал, услыхав про Мороза:

– А-а-а… Мороза… Бля-а-а…

– Прямое попадание в костер, – продолжал все тот же голос.

– Ну, ничего, мужики. Это война, – раздался сзади уверенный и бодрый голос Стаса. – На войне все бывает. Надо терпеть.

«Ну, Стасюга. Философ хренов», – внутренне усмехнулся я. Дальше мне было уже не до них: очередной приступ рвоты согнул меня пополам.

Какое-то время мы ехали молча, вслушиваясь в звуки отдаленной перестрелки. По характеру выстрелов можно было понять, что это обычная вялая профилактическая стрельба часовых или дозорных.

– Уже светает, – сказал кто-то, обернувшись к окошку кунга. – А там еще стреляют…