Читаем Первомайка полностью

– Ну такой оборот событий мало кто мог предусмотреть. Но ведь многие журналисты находятся на подписке и втихую работают на нашу безпеку. А для чего же их тогда пропустили в село? Хоть этот журналист и говорит, что потайными тропками пробрался в село, так вы же сами знаете, что вокруг села голые поля, а подходы к камышовым зарослям хорошо нами просматривались. Получается, что этот журналист мог тайно контачить с этим генералом, который был начальником пресс-центра всей операции. Да и с ним могли в село направить сотрудника, который мог бы обращаться с фотоаппаратом и видеокамерой, а такие навыки есть не у всех оперативников.

– Выходит, этот журналюга был двойным агентом, – лейтенант недовольно глядел себе под ноги. – Задал ты нам задачку. А почему этот журналист не наврал чеченам?

– Это его надо бы спросить. Ты же сам видел, как боевики в полный рост и спокойно шли в атаку на наш вал. Да и чеченцы тем и отличаются, что обязательно постараются выполнить свои обещания, а тем более угрозы. А журналист – это заметная фигура в столице, и жить он хочет так же, как и все… т я чуть было не сказал «мы», но через секунды проговорил: – люди.

Но мою заминку заметили, и доктор, лежа на спине и задумчиво глядя в небо, тихо и твердо произнес:

– А мы тоже не торопились умирать…

Я хотел было что-то сказать, но ком в горле не дал это сделать. Тут начальник разведки 58 армии поднял свою голову и пристально посмотрел мне в глаза:

– Ну и что ты будешь делать?

Все остальные тоже смотрели на меня. Я с усилием проглотил этот предательский комок, а потом негромко и четко сказал:

– Сначала попробую добить этого гада через Генпрокуратуру – это она занимается уголовным делом по Первомайскому. Хотя полной уверенности нет. В том фильме, где генерал Михайлов говорил про «проплаченный „зеленый“ коридор», выступал еще один следак по особо важным делам, который вел дело Радуева, а фамилия его то ли Попов, то ли Распопов, который тоже недоуменно разводил руками и все никак не мог понять, как же именно Радуеву удалось вместе со всеми заложниками спокойно покинуть село. Если эти следователи из Генеральной Прокуратуры станут заминать это дело с журналистом, то тогда и станет окончательно ясно, что дело здесь темное…

– Дело ясное – что дело темное, – невесело пошутил старший лейтенант, бывший ранее связистом.

– А ты не боишься, что он может с ними до сих пор контачить? – все также лежа на спине, спросил меня доктор.

– Все может быть, – медленно ответил я. – После первой войны он не раз с ними встречался. То радиостанции и спецснаряжение для их антитеррористического центра привезет, то еще чего-нибудь сделает для них.

– Это что за еще центр такой? – удивленно спрашивает полковник.

– После первой войны они сделали у себя антитеррористический центр, который должен был заниматься борьбой с терроризмом. А руководил этим центром Хункар-паша Исрапилов, который был у Радуева во время рейда на Кизляр и Первомайское как бы военным руководителем. То есть сам Радуев занимался политическими вопросами, а Исрапилов организовывал и командовал боевыми операциями радуевцев.

– То есть этот журналюга после войны встречался с ним?

– И не только встречался, но и помогал им закупать для этого антитеррористического центра радиостанции, спецснаряжение и прочую дребедень. И все это под видом помощи новому спецподразделению демократической Ичкерии, которое будет бороться с террористами и другим уголовным элементом.

– Чудеса, да и только! – пробормотал кто-то.

– А на тебе это может как-то отразиться? – спросил лейтенант. – Ну, я имею в виду чеченцев…

– Ну, на меня еще в феврале 2000 года уже было покушение, когда меня били только по голове, по пустой глазнице и уже бессознательного хотели задушить. Но я пришел в себя, смог укусить нападавшего за руку и вырваться. Заем я добрался до своего Макарова и отпугнул этого гада. Тогда я получил сотрясение мозга и закрытую черепно-мозговую травму… Ну, полечиться пришлось с годик…

– Ни хрена ж себе! – от этого известия контрактник даже вскочил на ноги и зашвырнул пинком полупустую банку в костер.

– И это вдобавок к тому тяжелому ранению? – профессионально уточнил доктор. – Неужели не видно было, что слепого бьют?

– Да все было видно. Потому и били по пустому глазу, – негромко засмеялся я. – Да мне-то еще повезло! Моего тестя избили так, что проломили череп, и потом пришлось удалить часть мозговых тканей. А ему ведь шестьдесят лет… Сейчас, скажем прямо и честно, он доживает свои дни… Такие травмы просто так не проходят… А через пять месяцев избили моего двоюродного брата. И везде один и тот же почерк: бьют тяжелыми предметами и только по голове. И никаких свидетелей, а тем более виновных…

– Вот гады… – выругался связист. – А они ведь предупреждали, что после войны будут убивать наших офицеров…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Некоторые не попадут в ад
Некоторые не попадут в ад

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Санькя», «Патологии», «Чёрная обезьяна», сборников рассказов «Восьмёрка», «Грех», «Ботинки, полные горячей водкой» и «Семь жизней», сборников публицистики «К нам едет Пересвет», «Летучие бурлаки», «Не чужая смута», «Всё, что должно разрешиться. Письма с Донбасса», «Взвод».«И мысли не было сочинять эту книжку.Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится — что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным.Сам себя обманул.Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу.Известны случаи, когда врачи, не теряя сознания, руководили сложными операциями, которые им делали. Или записывали свои ощущения в момент укуса ядовитого гада, получения травмы.Здесь, прости господи, жанр в чём-то схожий.…Куда делась из меня моя жизнь, моя вера, моя радость?У поэта ещё точнее: "Как страшно, ведь душа проходит, как молодость и как любовь"».Захар Прилепин

Захар Прилепин

Проза о войне
Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне