Первомайка

– Это ты зря. Вот на чеченов-то я как раз и не думаю. Ну не станут они охотиться на одинокого и слепого инвалида. Они ведь бойцы, а не шакалы. Я более чем уверен, что это работали по заказу наших местных ворюг с большими погонами, которым я мешаю воровать деньги у остальных инвалидов войны. Они ведь на нашей крови такие деньги имеют, что строят здоровенные особняки, ездят на дорогих джипах, отдыхают на Канарах…

– А ты их, наверное, хочешь отправить на нары? – с некоторой долей иронии спросил полковник.

– Да ну что вы… Я не хочу… – в тон ему скромно ответил я. – Я уже пытаюсь это сделать… А что делать? На войне – как на войне. Путевки подлечиться в санатории они мне не дают, деньги у меня воруют. Вот и приходится воевать.

– Ну и кто побеждает? – уже серьезно задает вопрос начальник разведки. щ Ты ведь один, а их сколько?

– Да. Их много, а я один. Вот на меня напал один отставной майор, которого менты теперь пытаются отмазать. Уголовное дело возбудили только через год.

Притом еще и меня признали подозреваемым. Из дела пропадают самые важные документы. Акты судмедэкспертизы мне не выдают на руки уже который год.

Повторную независимую экспертизу следователи назначать не хотят. В общем, заминают дело по полной программе.

– Ну а кто-нибудь из наших тебе помогает? Ну Стас, например?

Лейтенант, задумчиво разгребавший остывающее кострище, вспомнил про Гарина, и я лишь с досадой поморщился от этого напоминания.

– А что Стас? Он сейчас живет в Москве и теперь может только языком болтать, а до дела у него руки не доходят. Его же в «Альфу» взяли инструктором по тактико-специальной подготовке. Может, для того, чтобы языком не болтал, или он действительно суперпрофессионал по тактике, не знаю. Дали в столице белокаменной трехкомнатную квартиру. Он теперь на недосягаемой высоте, а про других сослуживцев вспоминает только по праздникам.

– Да. Хохол наконец-то стал москвичом, – прокомментировал доктор карьерный взлет моего оперативного офицера.

– Москвичи – это те, кто родился и вырос в Москве. А я его называю или чмосквичом…

– Как-как? Чмосквичом? – удивленно переспрашивает лейтенант.

– Вот именно – чмосквичом. Или по другому – москвичмом, – со злой усмешкой выговариваю я. – Когда меня обложили почти со всех сторон и угрожали убийством, то я попросил его сделать мне временную прописку, чтобы я мог с семьей отсидеться в Москве. Так он испугался за свою жилплощадь и отказался дать этот штампик в моем паспорте. После этого я перестал с ним поддерживать связь, да и говорить о нем не хочу. Одно дело, когда он простачком прикидывался: придет в госпиталь к кому-нибудь и все продукты сожрет на халяву, а потом извиняется: «Ну ты, брат извини. Я же хохол». Пришел он и ко мне в госпиталь…

– И тебя он объел? – засмеялся старший лейтенант.

– А ты думаешь, что он поскромничает? – тоже рассмеялся я и сказал уже серьезно. – Да хрен с этой едой. Мне он сказал, что я в камышах тарился под Первомайским, а он от духов отстреливался. Ну, чисто сельский дурачок – и что с такого возьмешь? А когда понадобилась серьезная помощь, так он показал свою истинную натуру…

– Не знаю даже что и сказать… – задумчиво протянул доктор. – Это ведь Москва. Может, он за свою жилплощадь и за семью так боится?

– Вот именно. Если обеими руками держаться за большую и пышную звездень, то другу он теперь может протянуть только… Что?

– Свой конец.

– Правильно. Может быть, кому-то это приятно, но только я почему-то больше не хочу с ним общаться.

Опять стало тихо. Я подумал, что слишком уж загрузил всех присутствуюих серьезной и невеселой информацией, что надо бы сменить тему разговора, и тут я вспомнил статью из нашей южной военной газетенки:

– А еще наша окружная «Окопная сплетница» брешет, что я подорвался на своей гранате. Выдернул чеку и уронил гранату под ноги. Потом наклонился посмотреть, что же с ней станет, и тут она сработала. Мне выбило глаза и посекло осколками ноги.

Здесь все невольно посмотрели мне на ноги. Я нарочито громко вздохнул и задрал штанины. Ноги как ноги, кроме растительности – ничего особенного.

– «Офицер получил множественные ранения ног» – процитировал я реплику газетчика из нашего «Брехунка».

– Слушай, ты в следующий раз перед приходом к нам еще по бутылке прибинтуй к ногам. Ладно? – задумчиво предложил лейтенант. – У маскхалата штанины широкие, никто и не заметит.

Все засмеялись, а доктор вздохнул:

– Кому что, а ему лишь бы выпить.

– Да с одной бутылки даже по сто грамм на нос не вышло, – отвечал лейтенант. – От таких новостей уж точно выпить захочешь. А организмы у нас молодые и закаленные, так что маловато будет. Или в грелке попробуй. У нас рядом с училищем спиртзавод стоит. Так нам девки местные в грелке спирт носили.

– А то я не знаю. Так то же училище, а здесь… Божья благодать.

Хоть я и стараюсь говорить эти слова шутливо и весело, но мне опять становится тягостно на душе. Я-то понимаю, что лейтенант, да и все остальные, были бы рады хоть на какое-то время заглушить свою жгучую тоску по родным и близким…

Но я тут ничего не могу поделать и только лишь потише повторяю: