Перед моими глазами находился небольшой остаток дувала высотой в полметра, и пули, попадая в подсохшую глину, то отламывали ее кусками, то рикошетили, поднимая облачка пыли и песка.
«Наверное, с крыши долбят или сбоку», — равнодушная пробежала мысль.
Остатки глинобитных и каменных стенок, за которыми укрылись атакующие, когда-то давно были длинным зданием колхозной фермы, построенной вдоль канала. Мои солдаты сидели за сложенными из камня и цемента полутораметровыми стенками, и было им очень даже хорошо и спокойно. Вторая же группа лежала, прижавшись к земле, за небольшими остатками глинобитной стены, оставшимися от все той же фермы. А я сидел между группами и иногда жалел, что горе-строители колхозных ферм выложили это здание лишь наполовину из камня.
Осторожно пробую выглянуть из-за дувала, но очереди над головой не дают это сделать. Слышу за спиной чей-то топот и оборачиваюсь: к моему дувалу с телом АГС-17 несется, пригибаясь, откуда-то из тыла капитан Гарбузов. Благополучно добежав до укрытия и едва отдышавшись, он орет кому-то:
— Минулин, давай!
Следом к нам пронесся боец со станком от гранатомета. Последним на трубный зов капитана прибежал второй солдат с двумя коробками снаряженных гранатами лент.
Как ни в чем не бывало вся троица, едва умещавшаяся за стенкой, начала готовить автоматический станковый гранатомет к стрельбе: сначала развернули ножки станка, который затем быстро перевернули и установили на лапы, довернув фиксатор до упора; сразу же на станок установили тело гранатомета, а уже к телу АГС-17 справа подвесили коробку с гранатами. И вот капитан с усилием дергает за ручку заряжания и досылает первую гранату в ствол АГСа. Маленькая пушчонка с лентой в двадцать девять выстрелов калибром в 30 миллиметров готова к стрельбе. Осталось только выставить его за стенку и вдарить прямой наводкой по врагу. Вообще-то этот гранатомет имеет прицельную дальность стрельбы в 1730 метров, и расчет мог спокойно сидеть на наших основных позициях и поливать Первомайское огнем, как дождем. Но вся троица артиллеристов-разведчиков была из группы Валеры Златозубова и решила не отставать от своих товарищей.
Я лишь наблюдал за возней своих новых соседей как посторонний наблюдатель; когда капитан решил выглянуть из-за стенки, чтобы выбрать подходящую цель, я только предупредил его:
— Сильно не высовывайся. Тут все пристреляно.
Капитан выставляет для обозрения свое широкое лицо; через секунду в дувал в нескольких сантиметрах от него с визгом впивается несколько пуль, кроша и разбрасывая сухую глину. Гарбузов инстинктивно прячется за стенку, поворачивает запорошенную пылью физиономию и протяжно комментирует:
— Да-а-а. Попробую с другой стороны.
Он не успевает перебраться к другому краю дувала, как в невысокий металлический столбик, стоящий на одном уровне со стеной в метре от нее, с металлическим лязгом ударяет несколько пуль. Солдаты только втягивают головы в плечи от близких попаданий боевиков. Бойцы притащили с собой деревянный ящик из-под патронов, в котором находятся выстрелы к гранатомету, и теперь сидят на корточках и снаряжают ими пустые ленты для АГС-17.
По радио на связь с расчетом выходит командир второй группы, материт их и требует прикрыть его огнем. Капитан орет в микрофон, что ему высунуться не дают боевики. Мне очень хорошо слышно, как кричит капитан, но и голос Валеры Златозубова я могу без труда различить в грохоте боя: его группа лежит в нескольких десятках метров от нашего дувала, и командира-2 я слышу и без радио.
Внезапно я вижу, как откуда-то слева к нам бежит солдат второй группы. Видно, он отполз назад и теперь мчится в полный рост вдоль по фронту, не пригибаясь и не обращая внимания на перестрелку. Как в кино, за ним, почти догоняя, быстро ползет по земле «пулеметная строчка». Так пулеметчики называют попадание пуль ровной линией, словно простроченной швейной машинкой.
— Ложись! Педераст! Так и сяк тебя и твою мать! Ложись! Сука долбаная! Ложись, кому говорят!
Чей-то громкий и визгливый фальцет врезается в шум перестрелки, перекрывая такие же крики капитана и его солдат. Бегущий боец поворачивает в нашу сторону ошалевшее лицо мальчика-грузина с круглыми глазами, пригибается и падает за бугорок, откуда ранее вылезли агээсчики.
— Эй, чудак! Какого хрена прибежал?
Грузинский мальчик на секунду выглядывает, снова прячется и орет на ломаном русском:
— У нас ранэный! Златозубов за промэдолом послал.
— Ползи к стенкам. Там лейтенант Винокуров, у него возьмешь. Понял?
Этот противный фальцет замолкает, и я с удивлением понимаю, что это был мой голос: «до чего же он противный бывает!» Грузин кричит что-то невразумительное и пропадает из вида; туда и обратно к своей группе он проползет на брюхе, без единой царапины. Капитан тем временем внезапно выскакивает с бойцом и АГСом из-за дувала и дает длинную очередь из гранатомета по селу. Едва они успевают заскочить обратно за стенку, как их огневую позицию накрывает град пуль. Гарбузов с красным и потным лицом радостно орет мне прямо в ухо:
— Ну, как мы их!