Первомайка

— Тащстаршлейтнант, а вы тогда говорили, что тот солдат-пулеметчик остался жив, — вспомнил вдруг сержант-контрактник.

— Я тебе сколько раз говорил, что здесь мы все на равных и на «ты», — поправил я его. — Прошло то время, когда мы были на «вы». А этот солдат тоже потерял зрение полностью, но он еще частично парализован — плохо ходит. Но зато сочиняет песни, играет на гитаре и сам поет их. Я тут кассету взял послушать для вас.

Я достал из кармана подарок майора-замполита — маленький диктофончик «Сони» и нажал на кнопку. Прозвучал слегка искаженный перебор гитарных струн, и молодой голос запел под стиль вальса:

Мы пятые сутки от холода злеем,
Вот пятые сутки не спим мы пока.
Здесь вам не разгулье, не танцы-веселье,
Здесь пули танцуют бешеный вальс.
Ночь пеленает глаза, укрывая нас мглой,
Ветер свистит, обвевая нас мерзкой зимой.
Не спи — не теряйся, дождись хотя бы утра,
Ну а пока — война… война…
Крики «Аллах» кидают нас в нервную дрожь.
Знаю ведь я, что меня просто так не возьмешь
Весь в напряженье, снова борюсь сам с собой,
С этой игрой,
с низкой игрой,
с мерзкой игрой.
С этой войной…
Утром пошли в наступленье лишь двадцать ребят
Против тех ста, кто залег в тех домах.
Бой был неравен, и кто-то из наших был сбит.
Но мы положили тогда одну третью их сил.
Бой был жесток, хоть дрались среди нас — пацаны,
Кто-то — бывалый, а кто-то не видел войны.
Смерть — не игрушка, и в фильмах нельзя ее внять.
Ну а пока — война… война…
Весь Первомайск пылает адским костром,
Друг твой лежит, сраженный гранатным огнем;
Он бился, спасая с террора людей,
Ну а теперь… теперь… теперь…
Кто же спасет очень нам нужных парней?..

Я выключил диктофон и вынул кассету:

— Это из его ранних песен. А теперь он выступает на конкурсах бардовской песни и занимает призовые места.

— А его чем-нибудь наградили? — спросил маленький солдатик.

— Дали орден Мужества. Да что толку от этого ордена, если пенсия у него чуть больше трехсот рублей. Мы с ним на пару сейчас подали в суд на военкомат. Хотим по Гражданскому кодексу выиграть возмещение вреда в размере утраченного заработка. Не знаю, может, что-то и получится.

— Ну да. У этих оглоедов тяжело что-то выиграть. Они скорее удавятся, чем лишнюю копейку инвалиду добавят, — вставил кто-то.

— А кого еще наградили? — спросил начальник разведки.

— Про Героев я вам тогда сказал. Ну, понятное дело, что наш Перебежкин самым главным Героем оказался. А вот когда писали представления на Героев России, то оказалось, что майор-замполит должен был сам на себя и составить это представление. Он же на должности замполита бригады был. Вот он и отказался писать бумаги на самого себя, хотя он на все сто процентов заработал это звание.

Еще всем офицерам и прапорщикам добавили по звездочке на погон. Ордена понадавали тоже почти всем. Да-а-а. Еще их наградили именным оружием. Дали всем по пистолету Макарова. Всем, кроме Лехи Сарыгина. Но Леха — мужик, послал все командование на хер и написал рапорт на увольнении из армии. Уж кто-кто, а он это наградное оружие заслужил честно. А его просто кинули. И его пистолет достался комуто из штабных.

— Ну штабные своего шанса что-то ухватить на халяву не упустят! — с иронией прокомментировал доктор.

— Да, еще пистолет не дали прапорщику, ну которого Гамлет зовут. Он ведь в тыловом дозоре вместе с Лехой Сарыгиным был и прикрывал отход остатков моей группы. Его тоже из гранатомета ранили в руку, и она потом перестала работать у него. Ну а начальство подумало, раз рука не действует, то значит и наградное оружие особо так не нужно. Ему дали еще послужить в бригаде на должности старшины роты, а потом уволили из армии.

— А ты? — спросил лейтенант.