Маша строго следовала указаниям, очаровывала клиентов чудным обхождением с ними, чётко вела канцелярию, не пропуская ни одного письма, на которое надо было ответить, ни одного запланированного мероприятия, напоминая своевременно о телефонных звонках, и всегда была готова ответить шефу лаской при первом его намёке на желание получить эту ласку.
В описываемую ночь всё происходило как всегда, только страсть шефа была гораздо сильней и почти неожиданной, так как в конференц-зале гремела музыка, в офисах и в парке было полно именитых гостей, где-то танцевала с друзьями жена Богатинского, а он вдруг срочно позвал её в свой кабинет, и она, с несколько вскруженной шампанским головой, кажется, забыла что-то принять в этот момент или же это средство оказалось слабее неизвестного мощного космического влияния на организм. Во всяком случае, всего через две недели Маша или Марго уже знала, что оказалась в таком же положении, как и другие миллионы несчастных или счастливых женщин, осенённых звездою любви.
Её заявление о своём положении взбесило шефа до крайности, и он разразился такой тирадой грубых слов, которую и описывать-то неприлично, не то, что произносить. А Марго спокойным голосом ответила, что в связи с принятым в государстве положением уволить секретаршу по причине беременности он никак не сможет, следовательно, нужно принимать более мудрое решение, то есть жениться на ней, разведясь с первой женой.
— Ты дура! — заорал Богатинский. — У неё половина акций компании. А у тебя что? Это я у неё в подчинении, а не она у меня.
Злость вызывало и то, что за день до этого разговора жена Богатинского Татьяна тоже заявила о своей беременности. Она не сказала, что виновником её положения является кто-то другой, с кем она была на балу, но это было понятно обоим. Заговорить же об этом с женой, проявляя ревность, муж не решился, понимая, что Татьяна может спокойно поставить вопрос о разводе, что просто разрушит всё благополучие Богатинского. Он затаил злобу, но, молча, проглотил её слова о беременности, сказав ради того только, чтобы что-то сказать:
— Может, и наша Ириша беременна?
Он думал, что сказал шутку, а потом вдруг сообразил, что в данной ситуации действительно надо проверить. Они с Татьяной вызвали дочь на серьёзный разговор. Та сначала не поняла, в чём дело, и утверждала, что, вернувшись домой в ту ночь, спокойно спала. Но когда мать, отослав мужа в другую комнату, стала задавать дочери специфические вопросы женского характера, то по невнятным ответам ещё девчонки поняла, что её необходимо отвести в женскую консультацию. В тот же день подозрения подтвердились, что в очередной раз взбесило Богатинского. Без труда он определил виновника и вызвал его на ковёр.
Услыхав новость от шефа, Адамович побелел, понимая, что пик его карьеры может смениться сразу же дном, возвращаться в которое ему никак не хотелось.
— Бес попутал, шеф. — Бормотал он. — Не думал, не гадал, да вот случилось. Ну, вы же знаете, что такое случилось со всеми. Сделаю всё, что скажете. Я ведь многое могу, вы уже убедились сами.
— И правда, — подумал Богатинский, — гнать такого умелого помощника неразумно даже из-за глупой дочери.
Тут поползли слухи о том, что для решения проблемы с первомайскими мальчиками президент собирается пойти на уступки оппозиции, увеличив существенно налоги с прибыли крупному бизнесу, а это значит и ему Богатинскому. Более того, как стало известно, в парламенте поднимают вопрос об особых вкладах, которые должны будут сделать особо богатые бизнесмены в строительство новых родильных комплексов. То есть опять же удар по сбережениям таких людей, как Богатинский.
Злость на все эти неудачные для него события возрастала с каждым днём. Он готов был рвать и метать, заявляя почти каждому:
— Назовите мне имя того, кто это сделал, и я сотру его в порошок.
И вот имя было названо. Богатинский едва не лопнул от поднявшейся в нём и заполнившей всё его нутро ненависти к этому молодому никому не известному аспирантишке, осмелившемся так решительно вмешаться в его судьбу. Он вызвал Адамовича.
— Слушай меня, Генрих, внимательно. — Начал он спокойным, но угрожающим голосом. — Ты у меня, как понимаешь в долгу. Но твоя вина, как оказалось, вызвана этим идиотским изобретателем. Он поставил меня в тяжелейшее положение. Я на грани развода с Татьяной, а это крах. — Богатинский потёр переносицу указательным пальцем, что делал в случаях крайнего волнения. — Ты успел меня узнать: я обид не прощаю. Этот изобретатель должен исчезнуть. Как, меня не интересует. У тебя ловкие руки и неглупая голова. Сумеешь — будем продолжать дружить. Может, и дочь тебе потом отдам в жёны. Надо же как-то её выручать с детьми. Не сумеешь — сам понимаешь, человек я крутой. Что думаешь по этому поводу?
— Шеф, дело, может, и не такое сложное, но денежное.
— В кредите не ограничиваю. Действуй.