Далее, возможно, что «братьями» господа первоначально обозначали особую группу верующих, и что буквальное толкование этого термина — результат непонимания его смысла позднейшими читателями и интерполяторами посланий и евангелий. В евангелиях и Деяниях нет ничего, что могло бы объяснить появление во главе иезуистского культа подлинных братьев евангельского Иисуса. Наконец, имя Петра послужило ядром для многих мифов. Оба послания, известные под его именем, столь мало общего имеют с изображенной в евангелиях личностью Петра, что их подложность признана в самых широких кругах; второе послание считалось подложным уже во времена Евсевия.
Да и сам по себе евангельский Симон-Петр (Кифа) — миф чисто литературного происхождения. В евангелиях его изображают подло отрекающимся от арестованного учителя, а в «Деяниях» он фигурирует как казнивший сверхъестественным образом Ананию и Сапфиру за гораздо более легкое прегрешение. Евангельский рассказ об отречении Петра, должно быть, продукт антииудейского настроения позднейших языческих христистов, ибо и история с Ананией позднего происхождения.
Бесспорно только то, что вокруг этих имен (Петр-Симон) выросли легенды, а оба они содержат намеки на мифологию: Петр (камень) — имя египетского бога и популярного восточного божества Митры, а Симон — имя не менее популярного семитского бога. В своем евангельском виде, как вождь 12 апостолов, основа церкви и хранитель ключей небесных, Петр соединил в себе атрибуты Митры и Януса — двух официальных божеств римского военного сословия, а также египетского Петры, вратаря неба, земли и подземного мира.
Послание Иакова, независимо от того, кто был его автором, ни в каком отношении не является христианским памятником; оно не содержит ни одной иезуистской или христианской доктрины, за исключением, быть может, прибавленного к нему обличения богатых, носящего отпечаток эвионизма. Имя Иисуса упоминается в нем дважды, но в одном случае это явная интерполяция, в другом — весьма вероятная. Остается еще только моральное увещание, обращенное к собраниям евреев в синагогах; это — проповедь, очень похожая на проповедь первоначального доиисусовского «Учения 12 ап.», хотя послание Иакова не упоминает о других апостолах.
Это сочинение дает нам образчик пропаганды, совершенно отличной от собственно христианской; и тот факт, что христисты его сохранили, свидетельствует об его относительной древности. Наоборот, послания, приписываемые Иоанну, принадлежат значительно более позднему периоду; это подтверждается их сообщениями о фанатическом движении, прославляющем Иисуса Христа, как умершего во искупление греха, и полном тревожного ожидания пришествия и деятельности множества антихристов.
Созданием позднейшей эпохи является также Иуда, о котором не упоминает ни одно из посланий, и чье предательство, известное из традиции, не признается ни недавно найденным «евангелием Петра», ни в псевдо-павловском упоминании о «двенадцати». Образ Иуды, вероятно, вырос сначала просто как иудей, еврей, из ранней мистерии-драмы о распятии и воскресении. Мифологически это представление могло возникнуть из персидского учения о дьяволе, или «враге», так как и Иуда в евангелии называется «дьяволом», а легенда, наделившая Иуду рыжими волосами, уподобила его Тифону, убийце египетского бога — спасителя Озириса.
С другой стороны, имя Иуды могло иметь мифологическую связь с легендой о предательстве Иосифа его одиннадцатью братьями, вожаком которых был Иуда. Во всяком случае история предательства в евангелиях имеет чисто сказочный характер. Дело изображается так, что для установления личности учителя, ежедневно появлявшегося в храме и бывшего хорошо знакомой народу фигурой, требуется платная помощь Иуды.
Такой миф лучше всего объясняется теорией, согласно которой мистерия, созданная или обработанная язычниками, вывела именно еврея предающим господа, так же как апостолы выведены защитниками своего учителя. Ящик для хранения «денег крови» был, вероятно, аксессуаром драмы, и отсюда, надо полагать, возникло представление, что Иуда был казначеем группы апостолов.
5. Первичные формы культа.
В своей древнейшей исторической форме, насколько ее можно проследить, христианство было просто определенной фазой иудаизма, религией небольшого числа евреев и еврейских прозелитов, веривших, что долгожданный мессия явился в образе некоего Иисуса, казненного, как искупительная жертва. Такие верующие обычно собирались на простые религиозные трапезы, вроде тех, какие были приняты в греко-римском мире, и там, в виде полуобряда, ели и пили.
Жертвенные пиры такого рода составляли едва ли не самую распространенную черту древней религии и первоначально были типичной формой племенной обрядности. У евреев эта церемония хотя и подавлялась чрезвычайно преобладавшими жертвоприношениями без причастия, все же одно время этот обычай был у них столь же всеобщим, как и у язычников. Если в жизни идея эта стала редкой, то в их священных книгах она богато представлена.