Объяснение этого разногласия лежит в том, что история о трапезе Иисуса с учениками — миф из рода тех, которые всегда создаются для объяснения древней обрядовой практики; при этом евреи естественно придавали этому мифу такую форму, при которой Иисус остается верен иудейскому регламенту, тогда как западные христиане, принявшие этот ритуал, воспротивились устройству пира накануне того дня, когда господь был предан, или же они следовали в данном случае обычаю, принятому в культе Адониса или Аттиса, где первоначальный жертвенный пир, хотя он, возможно, и не был забыт, отошел на второй план, уступив главную роль «трапезе любви», устраиваемой после возвещения, что «бог воскрес».
Спор по самому характеру своему не мог быть разрешен при помощи логических доводов. На Востоке всегда совершали священную трапезу во время пасхи, и этот обычай подкреплялся евангельским текстом, предписывавшим повторять ее «в воспоминание» о господе, вечерявшем в вечер пасхи. В пользу Запада говорило четвертое евангелие, утверждавшее, что Иисус действительно умер во время пасхи, заменив собой раз навсегда еврейскую жертву; а так как в этом евангелии нет речи о хлебе и вине, а лишь вообще о трапезе, которая в изложении синоптиков только предшествует собственно ритуалу и в которой единственным символическим актом была подача «куска хлеба» предателю, то сторонники ев. от Иоанна имели законное основание совершать традиционную евхаристию таким способом, какой больше всего соответствовал их чувствам или их дохристианским обычаям.
В утвердившейся впоследствии церкви с ее ежедневным совершением «мессы», превратившей ежегодную жертву в еженедельную и ежедневную, вся эта теория, в конце концов, выдохлась; но из всего этого спора становится ясным, что жертва была древнейшим элементом культа, возникшим до создания мифической биографии Иисуса. В языческих культах символическое вкушение хлеба и вина под видом «плоти и крови» представляет собой смягченную форму более грубой практики первобытного жертвоприношения; точно так же обстояло дело у христистов: хлеб был смягченным символом более древнего жертвоприношения, как облатка в ритуале римской церкви стала смягченным символом хлеба в мистической вечере.
Когда христианство начало серьезно соперничать с язычеством, одним из обычных обвинений, которое бросали ему его римские противники, заключалось в том, что христиане, якобы, имеют обыкновение вкушать плоть настоящего младенца в своих мистериях. Нет серьезного основания верить, что такие ужасы действительно совершались у них, хотя язык ритуала говорит о доисторической практике человеческих жертвоприношений и ритуального людоедства, что действительно имело место у древних семитов, у мексиканцев дохристианского периода и, как говорят, у друидов около начала христианской эры.
Однако, можно допустить, что в некоторых христианских общинах существовал обычай поедать испеченную из теста фигурку младенца, как это практиковалось в мистериях Диониса. Сопоставление легенды об Аврааме и Исааке с другими данными из Пятикнижия и других источников делает для нас ясным, что принесение в жертву детей практиковалось в отдаленную пору у евреев и финикиян и что принесение в жертву ягненка или козленка заменило человеческое жертвоприношение, для которого оно же, может быть, и послужило прототипом[7]
.Когда стали допускать замену настоящего агнца изображением из теста, в проведении мистического принципа могли сделать дальнейший шаг, введя изготовленное из теста изображение младенца, который был символически представлен в агнце. Под покровом тайны, которая была типична для ранних христиан, как и для язычников, посвященных в элевзинские и другие таинства, такие изменения обряда могли продолжаться до бесконечности. Только тогда, когда выросла церковная организация, усвоившая дух и масштаб системы самой империи, и когда скомпилированные евангелия стали общепризнанным кодексом церкви, таинства приняли характер языческого таинства хлеба и вина.
Второй первичный христианский обряд, крещение, даже сами евангелия представляют, как дохристианский. Антииудейский Иоанн Креститель мог быть исторической еврейской фигурой, хотя его связь с Христом — миф, разные стадии развития которого можно проследить в евангелиях. Надо полагать, что этот миф сложился в то время, когда еврейские христисты, столкнувшись с оппозицией обрезанию со стороны Павла и язычников, решили заменить его крещением (тоже уже популярным среди евреев) и, таким образом, спасти первенствующее положение евреев. Но крещение было также распространенным обычаем среди язычников, так же, как и употребление святой воды, усвоенное впоследствии христианской церковью.