Первоначальное христианство

Но» умилостивляя таким образом других богов и их почитателей, он с самого начала оказывал финансовую поддержку только христианам. До того духовенство обыкновенно дополняло свое месячное жалованье доходами от торговли, фермерства, банковских операций, ремесел и медицинской практики; теперь император постановил, чтобы они получали регулярное годовое жалованье; церковные «вдовицы» и девы также получали субсидию.

Далее» он не только возвратил верующим отнятые у них во время гонений владения, но и издал указ, чтобы все священники, как жрецы в Египте, а позднее и вообще в империи, были освобождены от всех муниципальных повинностей; этот шаг был в такой же мере в интересах священства, как и ущербом для государства и для духа государственности вообще. Ближайшим результатом этого распоряжения было то, что множество людей, ищущих наживы, устремились к священству; скоро карфагенская и константинопольская церкви имели во главе 500 священников; протесты муниципалитетов против вызванного этим декретом расстройства финансов были так сильны, что Константин вынужден был ограничить его действие.

Правда, языческие фламины и жрецы государственных провинциальных культов в ограниченном числе пользовались той же привилегией, и Константин сохранил ее для них, несмотря на протесты христиан; он, по-видимому, не лишил этой привилегии также пользовавшихся ею священников и старейшин еврейских синагог, но христианской церкви он отпускал значительные прямые дотации, а разрешением получать подобно языческим храмам имущество по завещаниям он создал для нее прочную финансовую базу. Доходы священников были настолько велики, что пришлось законодательным путем ограничить численность духовенства, а впоследствии понадобилось издать специальные законы, чтобы ограничить дальнейшее обогащение священников и епископов путем отдачи денег в рост.

Но власть духовенства простерлась еще дальше. Епископы, которые до сих пор выступали, как арбитры в христианских диспутах, могли теперь заставить признавать свои решения при поддержке закона; важная процедура отпуска на волю рабов была перенесена из храмов в церкви. Некоторые языческие храмы Константин временно закрыл, основываясь на требованиях общественной нравственности, некоторые он разрешил снести, как пустующие; но хотя он построил и богато одарил несколько больших христианских церквей и провел некоторые законы против языческих обычаев, но никогда не решился начать общее преследование язычества, чего так жаждали его христианские блюдолизы; утверждение Евсевия, будто Константин разграбил храмы и унизил язычество, принадлежит к числу многочисленных вымыслов, — а может быть позднейших подделок, — какие встречаются в сочинениях этого историка.

Как бы то ни было, число христиан достаточно умножилось. Самые суровые меры Константин принял против частных гадателей, которых сжигали живьем; но в данном случае он действовал на основании существовавшего языческого закона и, вероятно, под влиянием свойственного самодержцу страха перед предсказаниями, направленными против него. Эта мера, конечно, не оказала никакого действия на народную практику. Сами императоры обычно обращались к гадателям перед восшествием на престол, и их запрещение гадать другим не производило, поэтому, впечатления.

В своих отношениях к избранной им церкви, ее кодексу морали и исповеданию Константин проявил себя с самой худшей стороны. Через год после победы над Лицинием, когда он стал по видимости вдвойне убежденным христианином, он умертвил своего сына Криспа, племянника и свою жену Фаусту и удавил Лициния и его сына, которым дал обещание сохранить им жизнь; но ни одного слова упрека не раздалось со стороны христианского духовенства. Одним ударом была упразднена вся их показная высшая нравственность; церковь с тех пор была столь же ревностной наушницей у трона, какими всегда были прежние жрецы.

Константин вел обычный для императоров образ жизни, не навлекая на себя порицания, и даже панегирик епископа допускает, что он был окружен недостойными стяжателями, сплошь христианами. Церковь охотно приняла его таким, каким он был, как земного главу церкви.

Создание новой столицы, Константинополя, рассматривалось, как начало новой эры, эры христианства, так как в Риме высшие классы были наиболее ревностными приверженцами древних культов, и, говорят, Константина там при его последнем посещении приняли с явным неуважением. Оставаясь pontifex maximus, он председательствовал в Экономическом совете церкви, и одной из крайностей его церковной политики было предоставление в распоряжение путешествующих епископов всего имперского почтового аппарата с его сменами лошадей и повозок.