Первооткрыватели Курских древностей. Очерки истории археологического изучения южнорусского края. Советское краеведение в провинции: взлёт и разгром (1920–1950-е годы)

В июне 1929 г. Курский музей «стал перед необходимостью произвести небольшие раскопки в соседстве бывшего Троицкого женского монастыря, где при прокладке водопровода были обнаружены человеческие скелеты. Произведенный по поручению музея т. Соловьевым осмотр места находки, а также раскопка 3 погребений, затронутых канавой водопровода, установили существование в центральной части города: 1) следов поселения, предшествовавшего возобновлению г. Курска в конце XVI в.; 2) следов значительного кладбища, относящегося к XVII в. или несколько более ранней эпохи» [50].

А 12 ноября 1930 г. курским любителям археологии посчастливилось зачищать культурный слой явно домонгольского периода, открывшийся при строительстве в Профсоюзном саду – на территории посада древнего Курска. Тогда оказались «открыты следы подвала со стоящими в нем тремя корчагами великокняжеской эпохи. Одна из них была извлечена в целом виде и помещена в музей. Эта работа не закончена вследствие наступления морозов»[51], а на следующий сезон – по отсутствию средств и специалистов. Между прочим, похожие находки – большеразмерных сосудов домонгольского периода – встретились археологам под руководством В.В. Енукова, продолжившим уже в 1990-е гг. раскопки в историческом центре Курска [52]. К сожалению, продолжить охранные раскопки здесь в 1930-е гг. курским музейщикам не удалось (ни специалистов-археологов, ни денег на это в музее тогда уже не оказалось).

Кроме перечисленных небольших разведок, несколько еще более поверхностных поисков археологических памятников предпринимали в ту пору уездные краеведы – в Конышевке, Дмитриеве, Медвенке, Щиграх. Все они были связаны с пресечением грабительских раскопок или распашки курганов местными жителями, в условиях НЭПа особо жадными до пахотной земли и ее якобы баснословных сокровищ-кладов. Так, в 1927-28 гг. некто И.И. Булавинцев (о котором мне ничего не известно) обследовал городища у с. Михайловки-Льговской иуд. Снижи.

Надо сказать, официальное поощрение советскими властями массового движения краеведов принесло не только пользу, но и вред археологии. Немало древних земляных насыпей оказалось в 20-е гг. бесполезно уничтожено малограмотными, но самоуверенными «краеведами», особенно сельского да уездного масштабов. К примеру, из Белгородского уезда Курской губернии в ЦБК сообщалось: в одной из деревень «группа крестьян, в главе с бывшим учителем, искала в курганах „бронзы и золота“, под предлогом обратить находку в деньги, чтобы организовать на них какое-то просветительское учреждение. Драгоценных металлов не нашли, вырытые кости, черепа, глиняную посуду, пепел, угли с пренебрежением разбросали» [53]. В самом Курске об этом инциденте, похоже, так и не узнали, как и о многих других, совершенных в том же варварском духе. Самовольных, хищнических «раскопок» случилось в 20-е гг. явно больше, чем десятилетиями раньше или позже, когда политические режимы тоталитаризировались. Усиленное разграбление памятников старины – один из социально-психологических симптомов революционных, кризисных отрезков Новейшей истории России.

За всю «золотую десятилетку» курского краеведения его энтузиастам лишь однажды удалось произвести настоящие археологические раскопки. В 1925 г. сотрудники музея и члены КГОК во главе с Г.И. Булгаковым выбрались-таки на пригородное Шуклинское городище и раскопали поблизости от него курган, да сделали разрез вала и рва. По оценке держателя открытого листа Главнауки на эту экспедицию М.В. Василькова, раскопка кургана «указала на трупосожжение, с урной. Раскопки же вала и рва ничего не дали» [54] – надо понимать, из вещей, а зафиксировать стратиграфию остатков фортификационных сооружений самодеятельные археологи не умели. Поначалу они даже решили, что «Шуклинское городище должно быть отнесено к эпохе позднего неолита», хотя сами нашли на распахиваемом селище железный нож, костяную проколку и лепные черепки, отнесенные их коллегой Соловьевым к финнам.

К сожалению, материалы этой экспедиции опубликованы не были, даже полевой дневник не отложился в фондах, переданных из музея в ГАКО. Документация теперь ограничивается фразой из годичного отчета музея с более точной квалификацией тогдашних находок: «Раскопки кургана у с. Поповки дали новый материал по культуре северян IX–X вв. (установлен обряд погребения, найдены 3 глиняных горшочка)»[55]. Реконструкция же языческого трупосожжения «славянина IX в.» в шуклинском кургане украшала какое-то время антирелигиозный отдел губмузея. Данные этих раскопок приобретают новую ценность сейчас, когда (в 1998 г.) еще один курган той же Шуклинской группы раскопан сотрудниками Курского музея археологии под руководством А.В. Зорина. Эта могила содержала позднероменское, судя по гончарной керамике, рубежа X–XI вв. погребение, сходное по обряду с тем, что изучили первые курские краеведы [56].