Первопонятия. Ключи к культурному коду

Чувство – это своего рода обобщение эмоций, придание им регулярности, и в этом оно сродни мышлению, которое тоже обобщает, оперирует понятиями и категориями. Между чувством и мыслью, конечно, есть та разница, что чувство не скрывает своей субъективности и прямо выражает отношение личности к предмету, тогда как мысль судит о предмете как таковом, предполагая неучастие, отстраненность субъекта. Сравним два высказывания: «Я люблю Н.» и «Н. – прекрасный человек». Первое выражает чувство, второе – мысль. Но грань между субъектным и объектным не всегда можно четко провести даже в точной науке (таковы, например, парадоксы наблюдателя в квантовой физике). Тем более она легко стирается в философии. Поскольку чувство может быть направлено на такой широкий круг явлений, как природа, искусство, общество, государство, в этой области предельных обобщений оно встречается с философией как наиболее обобщенной формой мышления.

Мировые, или философские, чувства

Среди многообразия чувств можно выделить такие, которые обращены к миру в целом, к законам бытия, к природе человека и благодаря своей универсальности поднимаются до ранга философских. Мировая скорбь, всесветная скука, вселенская радость, философская надежда… Чувство потерянного времени, если не успеваешь выполнить намеченное, – это просто чувство. Но меланхолия всеобщей бренности и обреченности, неумолимого хода вещей, разрушающего все привычное, – это философское чувство.

У философски чувствительного человека отношение к миру превращается в эмоциональную драму, в мыслительную страсть. Его мучают, радуют, потрясают не отдельные явления, а мироздание в целом. Екклесиаст – книга философических чувств и переживаний. «И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все – суета и томление духа!» (Екк. 2: 17). Это мысль или чувство? Очевидно, чувство, коль скоро оно выражается словами «возненавидел», «противны стали». Но предметом этого чувства являются не отдельные лица и события, а «жизнь» как таковая и «все дела, которые делаются под солнцем». И разрешается это чувство обобщающей мыслью: «все – суета и томление духа!» Мысль и чувство переходят друг в друга, поэтому можно говорить о философском умо-настроении или мысле-чувствии.

В пушкинской трагедии Сальери испытывает к Моцарту не житейскую, но философскую зависть: зависть алгебры к гармонии, чувство величайшей несправедливости, доходящее до философского негодования. Мир неправильно устроен, если гуляке праздному достается гений, в котором отказано великому труженику. «Нет правды на земле… Но правды нет и выше!»

Философическими могут быть боль и скорбь, если они переживаются за все человечество. «Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвлена стала». Это начало радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву» стало началом и всей русской философии, которая замешана на чувстве страдания и сострадания, на карамазовском вопросе о детской слезинке.

Диапазон философских чувств чрезвычайно широк:

Философское презрение – презрение к тем мелким обстоятельствам, частностям, жизненной суете, которые отвлекают от главного, от поиска смысла жизни, от выполнения своего высшего предназначения.

Философский гнев – гнев против несправедливого мироустройства, которое одним дает все, другим ничего, праведных мучит, а нечестивых ублаготворяет.

Философское беспокойство – это тревога об ускользающем смысле целого, о том, что мир лежит в обломках и мысль не может собрать его воедино.

Философский страх – страх перед бытием, потому что оно непознаваемо, или перед небытием, потому что оно опустошительно, страх за свое маленькое «я», несоизмеримое с бесконечностью мироздания.

Философская грусть – грусть о том, что все проходит, нет ничего вечного под солнцем, даже великие дела и люди обречены на забвение и живая собака лучше мертвого льва.

Философское умиление – умиление перед слабым и малым, наделенным внутренней силой и величием. Именно такой род чувств лежит в основании даосизма, китайской мудрости, утверждающей, что гибкое и податливое сильнее твердого и жесткого.

Философская мука описана в «Идиоте» Достоевского: