Читаем Первопонятия. Ключи к культурному коду полностью

У чувств есть своя динамика и парадоксы. По аналогии со свободомыслием можно говорить о свободочувствии. Свободомыслие – это мышление, избегающее догматов религии и идеологии, бунтующее против общепринятых мнений. Свободочувствие – это свободная жизнь чувств, не подчиненных эмоциональным штампам и элементарному двоичному коду (любит – ненавидит, радуется – страдает, счастье – горе, смех – слезы). Многие люди никогда не испытывали таких чувств, как светлая грусть, сладкая боль или веселое горе, и даже не имеют ясного представления об этих слитных переживаниях.

Между тем чувства могут входить в столь же сложные комбинации, как и идеи. Например, в православной духовной традиции есть такое понятие, как «радостопечалие», означающее, что радость и печаль не сменяют друг друга, а сосуществуют в неразрывном единстве. «С усилием держи блаженное радостопечалие святого умиления, и не преставай упражняться в сем делании, пока оно не поставит тебя выше всего земного и представит чистым Христу», – призывает Иоанн Лествичник.

Еще одно слитное чувство можно выразить неологизмом «стрАдость»: радость и страдание в их неразрывности. Великая музыка, поэзия, драма передают это всеохватывающее чувство полноты жизни, круговорота радостей и страданий, взаимно преображенных. Наибольшая радость рождается из глубины страдания, как воскресение возможно только из глубины смерти. Страдость как бы вбирает в себя другие чувства, соединяет, симфонизирует их, как слитное переживание и превозможение самого раскола бытия/небытия. Согласно этимологическому словарю Фасмера, «радость» и «страдание» даже связаны общим корнем, который выступает также в «родить». Рождение – это и есть страдание, переходящее в радость. Общее между всеми этими понятиями – «страда», предельное усилие, порыв, напряжение всех сил, которое разрешается в чувстве освобождения. Радость тем и отличается от счастья или блаженства, что она не спокойна, не самодостаточна, это – порыв, мгновенный взлет на высшую ступень бытия. У Шиллера в «Оде к радости» – и в ее музыкальном воплощении у Бетховена в Девятой симфонии: «Там парят ее знамена / Средь сияющих светил, / Здесь стоит она склоненной / У разверзшихся могил». При этом страдость отличается от вышеупомянутого кроткого радостопечалия, поскольку и печаль не тождественна страданию. Радостопечалие – чувство тихое, смиренное, а страдость – бурное, деятельное, дерзновенное, по-своему титаническое.

Эстетическое двоечувствие – схождение и взаимоуничтожение противоположных аффектов страха и сострадания, вызываемых трагедией, – отозвалось в аристотелевском понятии катарсиса. Оно получило дальнейшее развитие в «Психологии искусства» Л. Выготского: задача искусства – привести читателя в парадоксальное состояние, когда то же самое, что вызывает его ужас или печаль, заставляет его радоваться и смеяться. «…Закон эстетической реакции один: она заключает в себе аффект, развивающийся в двух противоположных направлениях, который в завершительной точке, как бы в коротком замыкании, находит свое уничтожение»[436].


Двоечувствие приобретает философский характер, когда направлено на мироздание в целом. «С помощью пространства Вселенная охватывает и поглощает меня, а вот с помощью мысли я охватываю Вселенную» (Б. Паскаль). Научное открытие новых физических законов, параллельных вселенных и т. д. может вызывать у мыслящего человека двойственное чувство: затерянности, одиночества, космической агорафобии – и вместе с тем радости духовного овладения мирозданием.

Не воспринимать эти слитные чувства – все равно как не воспринимать смешанные или переходные оттенки цветов (лиловый, сиреневый, багровый): это своего рода эмоциональный дальтонизм. Лексикон чувств и без того беден, в нем не хватает многих слов, но и существующие слова, даже широко употребляемые в литературе, остаются для некоторых читателей пустым звуком. Свободочувствие – это и полночувствие, способность чувствовать за пределами и «поперек» всех стандартных эмоциональных классификаций, ощущать горькое в светлом и радостное в печальном, смешивать, как художник, все краски на палитре чувств. Это не значит – форсировать, вымучивать из себя заданные чувства, подчинять свою эмоциональную жизнь каким-то общепринятым нормам, рассудочным заданиям. Нужно просто развивать в себе эмоциональную тонкость, чувствительность, чтобы различать такие оттенки, к которым мы сейчас слепы и глухи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Объективная диалектика.
1. Объективная диалектика.

МатериалистическаяДИАЛЕКТИКАв пяти томахПод общей редакцией Ф. В. Константинова, В. Г. МараховаЧлены редколлегии:Ф. Ф. Вяккерев, В. Г. Иванов, М. Я. Корнеев, В. П. Петленко, Н. В. Пилипенко, Д. И. Попов, В. П. Рожин, А. А. Федосеев, Б. А. Чагин, В. В. ШелягОбъективная диалектикатом 1Ответственный редактор тома Ф. Ф. ВяккеревРедакторы введения и первой части В. П. Бранский, В. В. ИльинРедакторы второй части Ф. Ф. Вяккерев, Б. В. АхлибининскийМОСКВА «МЫСЛЬ» 1981РЕДАКЦИИ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫКнига написана авторским коллективом:предисловие — Ф. В. Константиновым, В. Г. Мараховым; введение: § 1, 3, 5 — В. П. Бранским; § 2 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 6 — В. П. Бранским, Г. М. Елфимовым; глава I: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — А. С. Карминым, В. И. Свидерским; глава II — В. П. Бранским; г л а в а III: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — С. Ш. Авалиани, Б. Т. Алексеевым, А. М. Мостепаненко, В. И. Свидерским; глава IV: § 1 — В. В. Ильиным, И. 3. Налетовым; § 2 — В. В. Ильиным; § 3 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, Л. П. Шарыпиным; глава V: § 1 — Б. В. Ахлибининским, Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — А. С. Мамзиным, В. П. Рожиным; § 3 — Э. И. Колчинским; глава VI: § 1, 2, 4 — Б. В. Ахлибининским; § 3 — А. А. Корольковым; глава VII: § 1 — Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — Ф. Ф. Вяккеревым; В. Г. Мараховым; § 3 — Ф. Ф. Вяккеревым, Л. Н. Ляховой, В. А. Кайдаловым; глава VIII: § 1 — Ю. А. Хариным; § 2, 3, 4 — Р. В. Жердевым, А. М. Миклиным.

Александр Аркадьевич Корольков , Арнольд Михайлович Миклин , Виктор Васильевич Ильин , Фёдор Фёдорович Вяккерев , Юрий Андреевич Харин

Философия
Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука