Читаем Первопонятия. Ключи к культурному коду полностью

Сравним еще: «он сделал полезный предмет» – «он сделал хорошую вещь». Первое означает – изготовить что-то руками, второе – совершить какой-то поступок. В древнерусском языке слово «вещь» означало «духовное дело», «поступок», «свершение», «слово»[70]. Именно поэтому понятие «вещь», как правило, относится не к любому материальному объекту, а к артефакту, сделанному человеком и несущему определенную цель, замысел, предназначение. Отсюда и «вещь» как произведение (искусства, науки): «эта вещь ему удалась». В каждой вещи присутствует что-то «вещее», след или возможность человеческого свершения. Интуитивно мы избегаем называть вещами чисто природные явления – скалы, облака, волны, деревья, цветы. Отсюда и эмоционально-экспрессивное употребление слова «вещь» в знак одобрения или восхищения, часто с восклицаниями: «Вот это вещь!», «Молодость – прекрасная вещь!», «Дружба – великая вещь!». «Вещь» означает ценность. Вещь – это то, что (само по себе), а предмет – то, о чем.

Вещь и личность

Вся человеческая жизнь проходит в окружении вещей и откладывается в них, как своеобразных геологических напластованиях, по которым можно проследить смену возрастов, вкусов, привязанностей, увлечений. Детские игрушки… Ручка, тетрадь, портфель… Рюкзак, лыжи, ракетки… Бумажник, ключи… Чашки, тарелки, плита… Каждая вещь включена в целостное магнитное поле человеческой жизни и заряжена ее смыслом. С каждой вещью связано определенное воспоминание, переживание, привычка, утрата или приобретение, раздвинувшийся жизненный горизонт. Обычность вещей свидетельствует об их особой значительности, которой лишены вещи «необычные», – о способности входить в обыкновение, срастаться с потребностями людей и становиться устойчивой и осмысленной формой их существования.

Мир артикулируется, «выговаривается» в вещах – не случайно само слово «вещь» этимологически родственно «вести» и латинскому vox, «голос», и восходит к древнеиндийскому vа́kti, «говорить». Услышать этот голос, заключенный в вещах, вещающий из их глубины, – значит понять их и себя. Само противопоставление «вещное» – «человеческое» можно провести лишь условно, в рамках той «человещной» общности, которая по сути своей так же нерасторжима, как тело и душа. Что ни вещь, то особый выход человека вовне: в природу или в искусство, в пространство или в мысль, в движение или в покой, в созерцание или творчество. Все основные составляющие человеческой жизни находят соответствие в вещах, как в буквах, из которых слагаются полносмысленные поступки, ситуации, взаимоотношения. Каждая вещь, даже самая ничтожная, может обладать личностной, или лирической, сентиментальной, ценностью. Это зависит от степени пережитости и осмысленности данной вещи, от того, насколько освоена она в духовном опыте владельца. Бесконечно разнообразное и глубокое значение вещей в человеческой жизни не сводится к их утилитарному или эстетическому назначению. Конечно, прежде чем попасть в руки владельцев, вещи проходят, как правило, через бюро дизайнера или через мастерскую художника, через фабричный цех и через торговую сеть… Однако вещь обладает особой сущностью, которая возрастает по мере того, как утрачивается ее технологическая новизна, товарная стоимость, модность и престижность. Единственное свойство вещи, возрастающее в ходе ее использования, – это ее лирическая ценность, личностная наполненность.

Хотя вещи сами по себе лишены разума, для их владельца они наделены определенной интенцией и миссией. Их призвание – служение человеку и согласие с миром. «Вещи кротки. Сами по себе они никогда нe причиняют зла…. Душа моя была непреклонна перед людьми, и, однако, я часто плакал, созерцая вещи…» – писал французский поэт Франсис Жамм («Вещи», 1889). «Веществование» – это покорность бытию, которое вещи умеют претерпевать глубже, чем люди. Растение тише и послушнее животного, а вещь тише и послушнее растения. Чувство покоя и замирания, которое мы переживаем в лесу или в поле, еще глубже среди собрания вещей. Одни люди прилепляются всем сердцем к вещам, другие отвергают и обличают эту привязанность как «вещизм». Третьи считают, что вещественность – это название судьбы, которую вещи умеют претерпевать глубже, чем люди. «Человек – мера всех вещей…» – сказал Протагор. Но верно и то, что вещь – мера всего человеческого

Вещие вещи

Среди вещей можно выделить воистину «вещие», то есть не просто присутствующие, а как бы действующие или приглашающие к действию, содержащие в себе маленькую тайну, поворот ключа, возможность развеществления. Они кажутся волшебными, ибо находятся на грани бытия и небытия, они есть и в то же время их как бы нет.

Можно выделить следующие основные классы таких вещей-фантазий, или фантомов:

1. Сaмоисчезающие: пузырь лопается, искра гаснет, снежинка тает, мыло смыливается, клубок разматывается.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Объективная диалектика.
1. Объективная диалектика.

МатериалистическаяДИАЛЕКТИКАв пяти томахПод общей редакцией Ф. В. Константинова, В. Г. МараховаЧлены редколлегии:Ф. Ф. Вяккерев, В. Г. Иванов, М. Я. Корнеев, В. П. Петленко, Н. В. Пилипенко, Д. И. Попов, В. П. Рожин, А. А. Федосеев, Б. А. Чагин, В. В. ШелягОбъективная диалектикатом 1Ответственный редактор тома Ф. Ф. ВяккеревРедакторы введения и первой части В. П. Бранский, В. В. ИльинРедакторы второй части Ф. Ф. Вяккерев, Б. В. АхлибининскийМОСКВА «МЫСЛЬ» 1981РЕДАКЦИИ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫКнига написана авторским коллективом:предисловие — Ф. В. Константиновым, В. Г. Мараховым; введение: § 1, 3, 5 — В. П. Бранским; § 2 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 6 — В. П. Бранским, Г. М. Елфимовым; глава I: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — А. С. Карминым, В. И. Свидерским; глава II — В. П. Бранским; г л а в а III: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — С. Ш. Авалиани, Б. Т. Алексеевым, А. М. Мостепаненко, В. И. Свидерским; глава IV: § 1 — В. В. Ильиным, И. 3. Налетовым; § 2 — В. В. Ильиным; § 3 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, Л. П. Шарыпиным; глава V: § 1 — Б. В. Ахлибининским, Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — А. С. Мамзиным, В. П. Рожиным; § 3 — Э. И. Колчинским; глава VI: § 1, 2, 4 — Б. В. Ахлибининским; § 3 — А. А. Корольковым; глава VII: § 1 — Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — Ф. Ф. Вяккеревым; В. Г. Мараховым; § 3 — Ф. Ф. Вяккеревым, Л. Н. Ляховой, В. А. Кайдаловым; глава VIII: § 1 — Ю. А. Хариным; § 2, 3, 4 — Р. В. Жердевым, А. М. Миклиным.

Александр Аркадьевич Корольков , Арнольд Михайлович Миклин , Виктор Васильевич Ильин , Фёдор Фёдорович Вяккерев , Юрий Андреевич Харин

Философия
Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука