Первопроходцы

Было тепло, сеял мелкий дождь. Река впадала в губу многими заболоченными рукавами. Устье густо заросло ивняком. Легкие лодки с судов Попова поднялись до пресной воды и наполнили березовые бочки. В то же время промышленные люди Бессона Астафьева с казаком Дежневым высадились на сушу, чтобы осмотреть селение. Едва они подошли к нему, из-за землянок полетели камни и стрелы. Промышленные отступили, для острастки дали залп. Порезать кожаные лодки здешних жителей Семейка не дал. Под насмешки Анкудинова его люди вернулись ни с чем.

– А дозволь нам сходить на погром! – молодецки подбоченясь, крикнул Герасим и широким жестом указал на своих голодранцев, ловивших рыбу.

Их коч был обвешан распластанной юколой из жирных гольцов. Но Дежнев, не удостоив беспокойного соперника взглядом, приказал дожидаться возвращения судов целовальника.

Река оказалась явно не той, какую искал Федот Попов. Заправившись питьевой водой, он вернулся к кочам каравана. К тому времени кожаные лодки жителей исчезли. Дежнев снова послал на берег отряд промышленных, чтобы взять аманатов. Вместе с ними пошли на погром анкудиновские беглецы. Но землянки с кровлей, обтянутой толстыми кожаными ремнями, были покинуты. Из зарослей ивняка то и дело выскакивали толпы мужиков, похожих на чукчей с Чукочьей реки, в сторону охочих людей летели камни и тяжелые стрелы с костяными наконечниками.

– Недружелюбно встречают! – с удрученным видом развел руками Дежнев и велел возвращаться. Идти на приступы и аманатить ему явно не хотелось.

Анкудинов со своими беглецами обшарил землянки и вынес несколько мешков вяленой рыбы.

– Давай, веди нас! – корил Дежнева. – Ты государев человек, не я!

Его люди, понуждая других промышленных следовать за ними, несколько раз высаживались на берег, пытались преследовать здешних мужиков, но те растекались по зарослям ивняка и тундре, преднамеренно завлекая в сырые болота. Дежнев посмурнел, раздосадованным голосом стал пытать промышленных, ходивших сюда с Мезенцем и Пустозером:

– Однако вы были здесь не с мирной меной?

Те уверяли, что в прежнем походе не пытались аманатить и почти, не грабили.

К этому времени установилась благоприятная погода. Рассеялись тучи, небо стало прозрачно-голубым, по вершинам далекого хребта катилось ясное солнце, ветра не было, не было даже легкого движения воздуха. Пока охочие двух ватаг и приставшие к ним беглецы думали, как подвести под государя здешний народец, на небе показалась тучка, все замерло: умолкли крикливые гагары и чайки, рыба перестала плавиться и пускать круги по воде, стало тяжело дышать. Задуло с полудня, со стороны гор, да так резко, что люди на судах вынуждены были схватиться за шапки. Ветер резко усиливался. Кочи поволокли за собой якоря по дну и стали продвигаться к выходу из губы.

Пенда сунул шапку за пазуху вздувшейся камлеи, длинные волосы и борода превратились в треплющийся белый флаг. С дежневского коча сорвало лодку. Она заскакала по воде, едва касаясь гребней кормой и носом. Пантелею с его людьми удалось вытянуть якорь и развернуть коч по ветру. Погоняемый им, он без паруса помчался в открытое море. Другие последовали его примеру и были выброшены из губы ураганом. Тут уже никто не думал, куда и как плыть: все заботы были о том, чтобы удержаться на плаву. Буря отнесла суда ко льдам. Опытные мореходы иногда заходили в них, спасались от волн. Такие заходы требовали большого умения и немалого везения. Пока Пантелей не решался на это, гребцы устало висли на веслах, стараясь не упускать друг друга из вида, держались возле льдин.

Буря, резко начавшаяся при ясном солнце и безоблачном небе, так же неожиданно закончилась. При безветрии еще долго гуляли волны и скрежетали льды. Вдоль берега открылось широкое разводье чистой воды. Отдохнув, мореходы опять налегли на весла, выгребая ближе к суше. Остались за кормой скалистые сопки мыса, мимо которых кочи вынесло из губы. По левым бортам до видимого края расстилалось море с плавающими льдами, по правым, в полутора верстах, сколько хватало глаз виднелась тундра, изрезанная мелкими речками и озерами. Подойти к берегу не позволяла глубина. Задул легкий попутный ветер, потрепанные кочи подняли паруса и продолжили путь на восход. Впереди опять шел поповский коч под началом Пантелея Пенды, борода старого сибирца колыхалась, указывая направление. Замыкал караван Герасим Анкудинов.

– Еще верных трое суток прошли от губы, – с недоумением переговаривались на судах. – Где Погыча?

Всем было ясно, что сутки в море не мера пути: волны, ветер, течения могут как погонять, так и сдерживать, и все же со дня на день ждали увидеть устье реки и конец плавания, но в море падали только ручьи и мелкие речки. Пропадала за кормой равнина, которой, казалось, нет конца, берег стал круче и скалистей.