Первопроходцы

– Оттуда при доброй погоде сушей добраться до Колымы легче, чем строить зимовье, – криво усмехаясь, осадил крикунов атаман. Усы его словно выцвели без солнца, свисли к подбородку и были в цвет бороды. – Или вперед, или назад, так решать надо!

– Все перед походом брали кабалу в надежде на богатые промыслы. Если жить зиму ради брюха и ждать другого лета – пропадем в долгах. А здесь – какой соболь? Лучше вернуться на известные места и по пути выбрать кость, – разумно рассуждал торговый человек Анисим Мартемьянов, взволнованно теребя пышную бороду.

– Выбрать, сколько нагрузим, – с задором задергался целовальник и мореход. – И плыть в Якутский, просить хорошие кочи, хлеба. От коряков явственно знаем, что моржей и заморной кости там много.

Не желая дальнейшего спора, атаман бросил шапку на одну сторону, целовальник – на другую. Рядом с атаманской упали шапки Тарха, Василия Бугра, Евсея Павлова и Юши Трофимова. Последний поперечно проворчал:

– Вдруг Бог даст еще семь дней разводий и попутного ветра?

– А как не даст? – вскрикнул Селиверстов, задирая на Трофимова острую бороду.

Анисим Мартемьянов, вложивший в поход все, что имел, покачал головой с потупившимися глазами и пробубнил, что покойникам прибыли не надобны.

– Как всегда! – смиряясь, выругался Бугор. – Не башкой думаем – брюхом!

Атаман перевел взгляд на раненых Ивана Казанца с Иваном Барановым, оставшихся в шапках.

– Да ну вас! – обиженно выругался беглый янский казак. – Говорил, на полдень от Колымы идти надо. Они туда же указывают, – кивнул на пленных.

Пашка Кокоулин, побуравив лицо старшего Стадухина неподвижным взглядом, подхватил топор и стал злобно рубить плавник, показывая, что говорить не желает.

– Ты же атаман, – тихо укорил брата Тарх. – Заставь! Принудь!

Михей горько рассмеялся:

– Зимой передерутся, перережутся от тоски и безделья. То я их не знаю!

– Что мир решил – то Богу угодно!

На небе висело красноватое в дымке солнце. Над бухтой кружили гусиные стаи, сбиваясь в тысячные косяки, на озерах пожелтевшей тундры сипло верещали утки. За кормой вытянутого на берег коча тускло розовела полоса нагнанного льда. С непонятным волнением в груди Стадухин сходил к каменным столбам. В скальные щели набился снег, теперь явно виделось, что носатые люди смеются. Он покачал головой, повздыхал, смиряясь с очередной неудачей. Вскоре задуло с востока – спутники, каменные столбы, море и сам Илья пророк были против похода к Погыче. Коч столкнули на воду, Селиверстов направил его в узкое разводье и вскоре льды за кормой сомкнулись, отрезав обратный путь. Весла громыхали по плавучим лепехам, судно обжимали источенные бока льдин, которые шевелились и скребли смоленые борта. Раздвигая их шестами, коч вывели на проходимую глубину. Селиверстов велел поднять парус. Судно двинулось в обратную сторону, на закат. Коряки со связанными ногами удивленно переглянулись, разом перекинулись за борт и, как дождевые черви в норы, ушли в черную воду. Атаман, глядя на сомкнувшиеся над ними льдины, печально обернулся к Бугру:

– Еще двое за нас с тобой! Только не смирились, как мы.

– Плохая примета возвращаться с полпути! – не ко времени возмутился Васька, кряхтя и напрягаясь на весле. Его никто не услышал.

Ветер менялся, гонял льды вдоль берега, то и дело приходилось просекаться. Оказалось, что по мелким заливам и устьям речек, мимо которых прошли с попутным ветром, много станов. Их жители, высмотрев терпящих бедствия, нападали, чтобы пограбить. Стадухин со своими людьми отбивался, ходил на погромы, находил в юртах моржовые кости, подбитые ими лыжи и нарты. Не раз его спутники встречали на коренном берегу и островах залитые водой землянки, укрепленные толстыми деревьями и костями. Они были не такими, как жилье здешних жителей, и, по их словам, оставались с давних времен от бородатых зверобоев, живших у моря. Воевать было некогда. Устав от тягот пути, нападений и погромов, Стадухин не аманатил, не требовал ясак, не говорил государева слова и не звал под царскую руку.

– Другим летом! – оправдывался перед спутниками.

Путь на восход от Колымы был пройден всего за семь дней, в обратную сторону, только до Чаунского залива, богатого рыбой и птицей, шли две недели. Здесь ватагу стали догонять холода: розовое от вечернего солнца разводье к утру покрывалось тонким льдом: зима уже откровенно запускала когти в недолгую полярную осень. Дальние вершины Великого Камня белели снегами. Кажется, за одну ночь пожелтели листья на прибрежном ивняке и березках, в другую – покрылись инеем. Каждый день был дорог. Спутники Стадухина отъелись, пополнили припас рыбы и воды в Чаунском заливе и заспешили к Колыме знакомым путем. Юша Селиверстов, удивляя мастерством, словно загодя чуял перемены ветра и вел судно в такие дни, когда другие мореходы обычно отстаивались.