Первопроходцы

– Пройти мимо – Господа прогневить! – поддержал его передовщик, не отрывая глаз от приближавшегося суденышка. И проворчал: – Сдурели! На стружке льды обходить?

– Вдруг нужда какая? Или ветром унесло?

Передовщик пожал широкими плечами, казаки и промышленные стали подгребать к плывущим. С коча уже видно было, что люди на струге не терпят бедствие, но пробираются к Святому Носу вдоль кромки льдов.

– Да это же Ивашка Баранов с Гераськой Анкудиновым! – вскрикнул кто-то из промышленных.

Стадухин пробрался на нос судна, стал узнавать и других сидевших за веслами в струге. Все они были из отряда сына боярского Василия Власьего, посланного на Яну перед оймяконским походом. Струг подошел к борту коча.

– И откуда же вы, удальцы, плывете? – весело глядя на казаков, спросил Стадухин.

– С Янского зимовья! – небрежно ответил Герасим Анкудинов, поднимаясь на ноги. Иван Баранов угрюмо помалкивая, кивнул старому товарищу.

– А мы с Колымы-реки! – торжествуя, приосанился Михей.

– Слыхали! Туда и гребем! – зашумели в струге.

– На стружке, на Колыму? – язвительно хохотнул Артемка и с видом бывалого человека окинул шестивесельный струг презрительным взглядом. – Можно заживо отпеть, как покойников! Про Федьку Чурку слыхали?

– Слыхали!

– На том самом мысу, на Чуркином разбое, со слов Петрухи Новоселова, Андрейка Горелый разбил коч и кочмару в две мачты, едва жив сухим путем ушел на Индигирку.

– Он от нас узнал про Горелого! – с вызовом, сплюнул за борт Герасим Анкудинов. – Встретим попутный коч, пересядем! – Блеснул холодными глазами. – Нынче на Яну торговые и промышленные носа не кажут, все идут на Колыму!

Люди в струге сложили весла, встали, распрямились, придерживаясь за борт, в пояс поднялись над ним, разминали затекшие от долгого сидения ноги, но на судно не перешагивали.

– Так-то! – опять рассмеялся Михей. – Я вас звал на новые земли! Должиться боялись. Вот вам и государев подъем! – Он чувствовал себя победителем. От душевной раны, которой страдал много лет, отсыхала последняя короста.

– Однако нас сносит в обратную сторону! – резко дернул бородой Герасим Анкудинов.

Струг раз и другой ударило о борт коча, янские казаки сели и разобрали весла, показывая, что им некогда заниматься пустопорожними разговорами.

– Чьим наказом плывете? – торопливо спросил Стадухин, теряя напускную важность.

– Сносит! – оглядываясь на берег, согласился с товарищем Иван Баранов. Гребцы стали отталкиваться руками от борта. Никто не отвечал на вопрос. Подавшись вперед, Михей торопливо спросил:

– Петруха Новоселов сказывал, что воевода в гневе отозвал Власьева с Яны. Так ли?

– В тюрьме ему место! Казенных коней якутам продал, нас принуждал в нартах ходить гужом! – скаля зубы, со злым удальством откликнулся Анкудинов, резко оттолкнул корму, его гребцы взмахнули веслами.

– Кто сейчас на Яне? – торопливо крикнул Стадухин.

– А никого! – обернулся Герасим. – Ясачные разбежались, соболь выбит, делать там нечего. На Колыме государю послужим. Нынче все про нее говорят.

– Беглые, что ли?

Гребцы, налегая во всю силу, дружно захохотали в девять глоток.

– Удальцы! – восхищенно крикнул вслед Михей. – Спросят про вас на Лене, что сказать?

– Властью брошены, пошли самовольно на государевы дальние службы! – гаркнул Анкудинов и повернулся спиной к старому товарищу.

– Вот ведь! – уважительно пробормотал Стадухин. – Настоящие казаки: полны штаны достоинства – даже муки не попросили.

Ветер то терялся, стихая, то усиливался порывами и скручивал парус. Несколько раз его поднимали и снова спускали. Коч медленно, но упорно продвигался к янскому устью. После встречи с беглыми казаками и анкудиновского плевка на воду водяной дедушка сильно осерчал: стадухинский коч то пробивался сквозь ледовое крошево, не замеченное издали, то шел под парусом по открытой воде при недолгом попутном ветре. Но войти в устье Яны Афоня не смог. Гребцы тихо поругивали Гераську – явно навлекшего вынужденный голод и жажду. Шел редкий дождь, просекаясь колкими снежинкам, с левого борта виднелась тундра. Резкая мелководная волна швыряла коч, заваливая то на один, то на другой борт. По курсу в холодном тумане показалась такая же земля, что и с левого борта, с грязной водой мелководья. Она тянулась на север.

– Узнаю! – разлепил губы передовщик. – Устье Омолоя недалече, – указал Стадухину на долгий мелководный мыс. – Становись на шест, попробуем обойти!

Гребцы обреченно зароптали, волна стала бить в борт, окатывая их брызгами.

– Здесь бы выгрести! За мысом к Омолою выбраться легче! – утешал и настораживал их передовщик-мореход. – Там хоть и замороз возьмет – можно сушей выйти на Лену. А здесь застрять – мелководная волна если не разнесет в щепы, то забьет илом, засосет по борта, а берег – не спасение.