Первопроходцы

— Какой дом? — то улыбаясь, то досадливо хмурясь, заводил беспокойными глазами Втор. — На тебе неправленная кабала за семь лет, а я должен взять прошлогодний посул. Вернешься голодранцем и сразу — на правеж. Забыл, как это там делается? — Втор мотнул косматой бородой на закат.

Дежнев помрачнел, резко вскинул голову, смахивая челку и обнажая отчаявшиеся глаза:

— Побойся Бога, мы ведь с тобой много лет выслужили. Неужели возьмешь с моих крох еще сорок семь соболей?

— Не самому же расплачиваться? Попов с Астафьевым сильно хотят, чтобы с ними шел ты. А то ведь Семейка Мотора просится, обещает в казну сто соболей.

— Припер! — С претерпеваемой болью в лице Дежнев опять шумно вздохнул и согласился: — Дам больше Моторы, но прошлогодний посул — не в счет?

— Зачтется в нынешний! — кивнул Втор. — Даст Бог, вернешься небедным, и я с честью отпущу тебя на Лену. Если, конечно, меня не переменят, — оговорился. — Устал от этой службы, — пробормотал, оправдываясь.

Семен метнул затравленный взгляд на целовальника Третьяка Заборцева, смущенно помалкивавшего при разговоре казаков, снова пожевал ус и пообещал против сотни соболей, явленных Семеном Моторой, — полторы, с тем, чтобы идти к Погыче с усовским приказчиком Поповым и с гусельниковским Астафьевым. На другой день он продал всех своих соболей Федьке Катаеву, а деньги вложил в поход. Отступать было некуда. Семен Мотора, узнав, что Дежнев обещал против его посула полторы сотни, нахлобучил шапку и хлопнул дверью съезжей избы. Но в тот же день ко Втору прибежал Герасим Анкудинов и предложил отправить его вместо Дежнева, пообещав казне двести соболей. Услышав об этом, Семейка Дежнев побагровел от негодования и стал ругать Втора, что принуждает к посулу, который невозможно выполнить.

— Или забыл, как Гераська Анкудинов с Ивашкой Барановым грабили торговых людей? — напомнил приказному.

Втор, виновато посмеиваясь и почесывая пятерней бороду, сослался на то, что не может не принять челобитную на царское имя и радеет за государеву выгоду. Колымский целовальник Третьяк Заборцев опять отмолчался. Страсти разгорались. Кабальный должник Дежнева Герасим Анкудинов, почуяв заминку, предложил Втору отпустить его за двести сорок соболей. Потом набавил еще сорок. Покладистый Семен Дежнев разъярился, брови его распрямились, шрамы на лбу побагровели, он стал лаять приказного: тот не мог не понимать, что собрать столько соболей невозможно даже в самом богатом краю.

— Ты же знаешь, что государь не получит с Гераськи ни хвоста! Зачем потакаешь? — кричал. — Он и тысячу пообещает, что ему? По прошлогодней кабале не может со мной расплатиться: всего-то двенадцать рублей десять алтын с полуполтиной. Тебе бы как приказному поставить его на правеж, а не принимать несбыточные посулы.

Намеки на попустительство по службе не смутили Втора, он только приговаривал, что радеет за государеву прибыль, хотя глаза его блуждали и беспокойно прыгали по рубленым стенам. Пригрозив ему жалобой, Дежнев выскочил из съезжей избы, заплатил писарю, и тот написал с его слов от его имени жалобную челобитную царю. Жаловался казак на Герасима Анкудинова, обвинив его не только в старых и нынешних грехах, но и в своих догадках. Втора Гаврилова с Третьяком Заборцевым он не упоминал, но из челобитной было ясно, что приказный и целовальник потакают беглому янскому казаку. С пламеневшим лицом при свидетелях Дежнев подал челобитную колымскому приказному. Тот почитал, покряхтывая и досадливо качая головой, укоризненно взглянул на старого товарища, постыдил за смутные догадки, будто Герасим набрал три десятка самых беспутных людей, грозит торговых и промышленных бить, грабить, идти на Погычу самовольно, а там бить и грабить иноземцев, с которых Дежнев собирается взять прибыль; будто торговые и промышленные Гераську с его людьми боятся и оттого идти с ним, с Семеном, на Погычу не хотят.

— Кто же тебе поверит, что шесть десятков хорошо вооруженных людей боятся трех десятков босяков? — Втор вскинул обиженные глаза и жалостливо посоветовал: — Может, перепишешь?

За написание челобитной было заплачено по ленским ценам — рубль. Так просто выбросить на ветер еще один Дежнев не желал.

— Отправляй, как есть! — уперся, бодливо глядя на приказного сквозь челку.

— Тебе ответ держать, — вздохнул Втор и подписал челобитную.

Дело было сделано. Тяжба между Дежневым и Анкудиновым проходила на слуху колымского сброда и становилась посмешищем. Гераська при Семене ворвался в съезжую избу, молодецки подпер бока кулаками, спросил, сколько соболей он явил по последнему слову, и пообещал к тому посулу на семьдесят больше. Втор Гаврилов положил на стол широкую ладонь с растопыренными пальцами и объявил:

— Не верю! С караваном пойдет Семейка не за двести восемьдесят, как явил, а за двести восемьдесят пять. У него кое-что есть на черный день, а на тебе неправленая кабала и связчики на подбор: вошь в кармане, блоха на аркане. Что с вас взять?