Бросив револьвер на пол, Мигель выбрался из машины. Он был весь забрызган кровью, что не мешало ему тихонько мурлыкать себе под нос какой-то мотивчик. Обследовав дырку в крыше автомобиля, он решил, что полиции без особого труда удастся найти где-нибудь в кустах пулю.
Затем Мигель спустился к искусственному озеру и вошел в воду. Ночь стояла холодная, вода была ледяная, но купание доставляло ему огромное удовольствие. Он медленно плыл, то и дело окунаясь с головой, стараясь как следует прополоскать волосы. Когда наконец Мигель почувствовал себя совершенно чистым, он вышел на берег, вытерся принесенным с собой полотенцем и быстро оделся.
Свой «кадиллак» он оставил в полутора милях от водохранилища, но пешая прогулка его совсем не пугала. Сложив затычки для ушей, резиновые перчатки, наручники и полотенце в сумку, он тронулся в путь.
Мигель был горд тем, как он справился со своей работой, и ему не терпелось поскорее сообщить Мерседес, что Расти потерял к Иден всякий интерес.
Срочным звонком Доминика ван Бюрена вызвали в клинику, но, когда он туда приехал, Иден была уже далеко.
Около полуночи она постучала в дверь Гнилого. В это время он ловил кайф, сидя перед телевизором и глядя, как подписывается мирное соглашение. Вьетнамская война закончилась.
Увидев стоящую на пороге Иден, Гнилой от удивления раскрыл рот.
– А я думал, ты в больнице.
– Как видишь, меня там уже нет, – сдавленным голосом проговорила она.
Без лишних слов он впустил ее в дом. Выглядела Иден ужасно. Просто живой труп – бледная и страшная.
– С тобой все в порядке? – тревожно спросил Гнилой. В ответ она только уставилась на него неподвижными глазами. – Ты все знаешь про Расти, – мрачно сказал он. – Поэтому ты здесь?
– Мне нужен героин, Гнилой.
– Но я ничем не могу тебе помочь…
– Можешь. Ты можешь.
– Послушай, Иден, ты же проходила курс детоксикации… Чем они тебя кололи? Методоном?
Иден вытащила из кармана несколько пятидолларовых купюр.
– Мне нужно десять граммов.
– Десять граммов? Ты чего надумала? Хочешь наложить на себя руки из-за этого куска дерьма Расти? Единственное доброе дело, которое он сделал за всю жизнь, – это вышиб себе мозги.
Она посмотрела на него пустыми глазами.
– Ты что, Гнилой, правда считаешь, что Расти сам застрелился? Вот уж не думала, что ты такой наивный.
Он нахмурился.
– Что, черт возьми, ты несешь?
– За мной же постоянно следят, Гнилой. Разве ты не знал?
Ее вид пугал его.
– Слушай, давай я отвезу тебя обратно в больницу.
Иден протянула ему деньги.
– Ладно, Гнилой, тащи наркоту.
– Нет.
– Десять граммов, Гнилой.
Он засунул руки в карманы, стараясь выглядеть твердым.
– Послушай меня, Иден…
– Нет, это ты послушай меня. – Она вся тряслась. Ее голос звучал сдавленно, словно ей было больно говорить. – Не строй из себя добренького, Гнилой.
Довольно с меня доброжелателей. Хватит! Если ты мне не дашь героина, я найду его в другом месте.
Иден встала и посмотрела на него зелеными и холодными, как два изумруда, глазами. Прикусив губу, он отвел взгляд. И взял деньги.
Глава девятая
СЕКТОР 14
Январь, 1937
Гранадос, Арагон, Испания
Прихватив свои вещмешки, они забрались в кузов поджидавшего их на вокзале грузовика. Несмотря на лютый холод, настроение у всех было приподнятое. По дороге из Барселоны они, пуская по кругу бурдюк с вином, распевали революционные песни.
Оставшееся вино они прикончили уже в кузове увозившего их в Гранадос автомобиля. Они прибывали на фронт.
Гранадос представлял собой маленький горный городишко, окруженный редкими рощицами миндаля и оливковых деревьев. Не так давно он стал ареной жестокого сражения, и теперь, после того как город перешел в руки анархистов, они устроили здесь свой штаб.
Въехав в Гранадос, сидевшая в кузове веселая компания молодых людей оборвала песню и притихла.
Грузовик трясся по главной улице, объезжая воронки от снарядов и груды камней. Город казался каким-то потрясенным, обезлюдевшим. Он был варварски разрушен.
От многих домов остались одни только каркасы. Провалившиеся крыши, пустые глазницы окон, обгоревшие рамы и двери. Среди рухнувших стен лежали обломки незамысловатых пожиток горожан – кроватей, сервантов, умывальников. Широко раскрытыми глазами Мерседес молча смотрела на проплывающие мимо картины страшного разорения. Несмотря на выпитое вино, ее бил озноб. Кругом стояла отвратительная вонь – смешение запахов экскрементов, гнили и порохового дыма. На улицах почти совсем не было прохожих.
Грузовик остановился на площади, и водитель пошел в штаб, чтобы получить дальнейшие инструкции. Когда-то эта площадь была местом оживленной торговли, в самом ее центре возвышался большой каменный крест, но теперь крест повалили, а большинство стоящих вокруг домов разграбили.