Первородный грех. Книга вторая

– Это ложь. Разумеется, у тебя всегда были деньги, чтобы покупать любую отраву. Много денег. Супербогатые могут позволить себе супернаркотики. Так ведь?

– Он в упор сверлил ее своими черными глазами. – Ты еще будешь меня благодарить, Иден.

– Это за что же?

– Я сделал для тебя нечто такое, что не смог бы сделать никто другой.

Она вытаращилась на него широко раскрытыми глазами.

– Я заставил тебя очиститься. Вместе с потом я выгнал из твоего организма и яд. Да, ты еще больна. Но тебе уже гораздо лучше. Ты выздоравливаешь и очень скоро впервые в твоей жизни станешь по-настоящему свободной женщиной. Полностью обновленной.

– Господи, не верю я в это, – медленно качая головой, проговорила Иден.

Его темные брови поползли к переносице.

– Я предоставил тебе шанс. Представляешь, сколько людей отдали бы все на свете ради такого шанса, шанса начать свою жизнь с начала? Подумай об этом.

– И вот теперь ты собираешься меня убить…

– Да не собираюсь я тебя убивать!

– О, только не пудри мне мозги! – Она раздраженно поставила кружку на поднос. – И не надо обращаться со мной, как с маленьким ребенком. Ты ведь уже даже не скрываешься, позволяешь мне видеть твое лицо. Ты что, думаешь, я когда-нибудь забуду его? Если я выйду отсюда, первое, что сделают легавые, – это попросят меня составить твой фоторобот…

– Если твоя мать не заявит в полицию, ты будешь жить.

Иден изучающе посмотрела на его лицо. Она давно уже пришла к выводу, что этот человек если и не полный идиот, то, по крайней мере, с порядочным сдвигом. Но порой в нем чувствовалась какая-то странная спокойная уверенность в себе. Он держался как мужчина, который многое повидал и многое сделал на своем веку. Или как мужчина, который много думал.

– А ты самонадеянный, – с иронией произнесла Иден.

Вокруг его глаз и рта проступила паутина морщинок, и невозможно было понять, то ли перед ней стоит вполне зрелый человек с телом юноши, то ли двадцатилетний парень с лицом потрепанного жизнью мужчины.

– Пока все шло гладко, – сказал он.

– Не так уж это было и трудно, – пренебрежительно заметила она. – Тебе не пришлось отбивать меня у команды телохранителей.

– Чтобы подобраться к тебе, я потратил немало времени, – спокойно проговорил Джоул.

Иден разломила булочку и положила на нее сыр и кусочек груши.

– О да. Ты долго меня выслеживал, верно? А в тот раз, когда ты устроил мне засаду в каньоне Лорель, что тебе надо было от меня?

Выражение его лица чуть заметно изменилось.

– Просто я хотел встретиться с тобой с глазу на глаз.

– Зачем? – Она откусила кусочек булочки.

– Чтобы посмотреть, какая ты.

– Но зачем? И почему именно я? Что я тебе сделала?

– Может быть, ты сама когда-нибудь поймешь.

– Да что, черт возьми, все это значит? А? Ты, помнится, тогда что-то сказал мне… Ты сказал: «Извиняться уже слишком поздно». Что ты имел в виду?

– Ничего.

– Я что, должна была что-то сделать? Почему ты выбрал именно меня?

Оставив ее вопрос без ответа, он взялся за ручку двери.

– Ты служил во Вьетнаме? – ни с того, ни с сего спросила Иден.

Он медленно обернулся. Его лицо стало пугающе злым. Она с трудом проглотила ставшую вдруг сухой, как придорожная пыль, пищу, которую в этот момент жевала.

– Я просто догадалась… – поспешно добавила Иден – В тот день тебя видел Педро. Он сказал, что ты подкрадывался ко мне, как прошедший специальную подготовку солдат. – Глаза Джоула теперь уже сверкали бешенством. – Послушай, не бери в голову, – тревожно продолжала она. – Это я так, к слову. Просто, если ты был во Вьетнаме, то мне жаль тебя…

– Тебе жаль меня?! – каким-то скрипучим голосом выдавил он.

– Я всегда выступала против войны. Участвовала в антивоенных маршах. А один раз даже чуть не попала яйцом в Никсона. Но я не из тех, кто бросал дерьмом в наших солдат. Я же знаю, что у тебя не было выбора. Я знаю, что тебе пришлось пройти через ад. Правда, я…

Ее голос осекся. Джоул буквально испепелял ее взглядом. Она вспомнила его пугающую силу и необузданный, жестокий нрав.

– Я не нуждаюсь в твоем сочувствии, – прохрипел наконец он. – Побеспокойся лучше о собственной заднице.

Она притихла. Он порывисто вышел, с грохотом захлопнув за собой дверь.

В нем все кипело от гнева.

Она жалела его.

Она жалела его.

Чушь собачья! Маленькая, чумазая, наверное, несколько лет не слезавшая с иглы сучка с грязными спутавшимися волосами смеет говорить ему, что она его жалеет. Как какого-нибудь калеку. Или умалишенного.

А может быть, так оно и есть? Может быть, она считает, что он сумасшедший?

Сумасшедший.

Эта мысль еще больше вывела его из себя.

– Я не сумасшедший! – стиснув зубы, вслух сказал Джоул.

Все, что он сделал, было сделано им с определенной целью. У него имелась на то веская причина. Его поступки нельзя назвать поступками психически неуравновешенного человека. Или, того хуже, маньяка. Он тщательно спланировал каждый шаг. Он вынашивал свой замысел многие годы. Годы! И все, к чему он стремился, – это справедливость.