Первостепь

Отвалили оба камня. Никто не проснулся из волосатых. Спят как сурки. Разобрали охотники каждый по волосатому, разом копья подняли – и разом ударили. Дети вдруг закричали, кто-то хрипит, кто-то булькает кровью; но один волосатый вскочил, тот самый, с медведем на груди – вырвал копьё у нападавшего, переломил об колено, как хворостинку, но другое копьё ударило в грудь и ещё одно – в живот. Вырвал оба копья. Оба сразу хотел переломить об колено – не смог. Ноги предали, подкосились – стал на колени. Тут и огрели дубиной по голове. Переломилась дубина и отлетела, но упал волосатый. Затих. Кровь полилась из ушей, изо рта. Отлетела душа.

Настоящие люди пируют. Их длинные лица светятся счастьем. Их животы набиты едой. Их молодой вождь бахвалится: «Мы нашли выход. Мы победили! Волосатым здесь не место. Они ведь не люди. У них общие жёны. Мы только люди! Настоящие люди!» Охотники вторят вождю весёлыми криками, вскакивают со своих мест, вверх подпрыгивают, будто хотят пробить головами высокие своды пещеры – нет, не допрыгнуть. Женщины смотрят на них и вращают глазами, двигают бёдрами в такт… женщины их хотят… и мужчины хотят, все хотят. Старик поднял руку, чтоб замолчали, старик теперь говорит:

– Пусть никто не вожделеет к жене другого. Пусть получит её и успокоится. Как заповедали предки. Мы все как один. Мы – кровные братья. Все как один!

Это знак оргий. Люди снова кричат. Все кричат, как один, и подпрыгивают, женщины валят мужчин, мужчины – женщин. Дети валят детей. А старик… он уже молодой, что-то случилось с лицом, изменился, совсем безбородый, кареглазый щуплый красавец без единой морщинки, лицо его можно узнать, очень знакомое лицо, густые брови нахмурил, стоит в стороне,.. все лица можно узнать… все лица знакомы… все как одно, но что за странное имя у изменившегося вождя, Но,.. Но… – но Еохор вдруг осознаёт, что он спит. И этот сон ему не по душе. Этим сном он не командовал. Сон командовал сам. И ему не понять. Когда снятся предки, это знамение. Да ещё вдруг обновившийся вождь с таким знакомым лицом… Совсем как у непослушного молодого охотника из их племени. Что-то случится великое. Необычайное. Что-то тревожное. Готовым надо быть.

Шаман хочет проснуться, ищет во сне свои руки – и не находит. Видит опять Волосатого с медвежьей татуировкой. Лицо у того мрачное, толстые губы пытаются что-то сказать – и не могут. Нет, говорят: «В тот день падёт падающее, небо расколется и будет оно в тот день слабым». Всё, смолк. Струйка крови течёт изо рта. Алая струйка. Одна – и другая. Больше и больше, целый потоп, всё в крови, уже всё в крови – сколько можно? – нет! хватит!

Еохор вдруг понимает, что это значит. С ужасом понимает – и просыпается.

Как раз вовремя. За пологом его чума кто-то уже дожидается. Кому-то не спится. Хотя, Еохор уже знает, кому.

Опять этот юноша. Мальчик.

Пусть ждёт.

****

Утро. Людское становище проснулось рано, до первых лучей солнца, как и вся степь.

Небо едва-едва зарделось на восходе, ночной туман ещё мглится, а молодой безбородый охотник уже вышел из чума. И не он один.

Если идти на охоту, как раз самая пора, немедленно нужно выступать – даже, пожалуй, уже и поздновато для дальней охоты, только для ближней ещё в самый раз. Но Режущий Бивень на охоту не настроен. На его лице царит смущение. Он будто что-то потерял.