Первозимок

- Вот! - сообщил начальник, обращаясь к мужчине и возвращая документы. - Это, кажется, прямо по вашей профессии? Работа облоно?

Мужчина на секунду-другую как будто растерялся.

- Беспризорник?

- Да, и не один! Братишка еще у него имеется! - подтвердил дежурный.

- Как они ведут себя? - спросил тот, пряча документы и внимательно разглядывая Евсейку. - Знаете их?

- Да они уже несколько месяцев на глазах у нас, - ответил дежурный. - Зимой приходится иногда пускать в дежурку. Хоть это и против инструкции. Но бывает, что зал не отапливается, а мороз сильный. Не замерзать же мальчонкам? А ребята, скажу я вам, стоящие. Обретаются здесь, чтобы пропитаться. Не нахулиганят, не набалуются, хотя возраст такой - только бы пошалить. Иголки чужой не возьмут...

- Отменная характеристика для беспризорника! - восхитился мужчина. Голубые льдистые глаза его смотрели по-прежнему пристально, тонкие губы были упрямо сжаты.

- Я не в похвальбу, - заметил дежурный. - Какими знаю - такими и характеризую.

- За это спасибо. - Мужчина достал карманные часы, глянул на них. - Скоро поезд. Мальчика этого я определю, а за братом его приеду попозже.

- Ну, что ж... Дай-то бог! - вздохнул дежурный. А мужчина взял Евсейку за плечо.

- Гулять шел? Или по делу на станцию?

- Я не на станцию, - возразил Евсейка. - Я к деду Михеичу, за хлебом...

- За хлебом! - воскликнул мужчина. - Мы поедем с тобой в крупный город. Я определю тебя в чудесный дом, где хлеба - сколько твоей душе угодно! Дом специально для таких, как ты и твой брат, построенный. В нем живут дети, у которых нет родителей.

Евсейка с недоверием посмотрел на мужчину и легонько отстранился: кто это для него с Павликом специальный дом строил?!

- Заночуем в гостинице, и завтра ты - уже на месте.

- Поезд подходит, - предупредил дежурный.

- Идем! - Мужчина взял Евсейку за руку.

Что-то до того чарующее было в слове «гостиница», что Евсейка растерялся и безропотно двинулся вместе с мужчиной к составу.

Слово «гостиница» почему-то вызвало в памяти у Евсейки один случай, когда он оказался в городе.

На площади играл военный оркестр по случаю проводов на фронт воинской части, сформированный из местных добровольцев. И барабанщик был такого же, как Евсейка, возраста, но с иголочки одетый, в форме. Евсейка подумал тогда: вот бы им с Павликом туда, к музыкантам...

Но сколько он ни искал потом этого военного мальчишку - найти не мог... Кто-то сказал Евсейке, что оркестр временно разместился в какой-то гостинице...

Он вспомнил об этом случае уже в вагоне, когда поезд вышел со станции, и вдруг всполошился: «Павлик!»

Испуганно глянул на мужчину. Но тот отвел от него глаза и стал смотреть в окно.

Евсейка через его плечо заметил, что они еще не проехали Каменку, шмыгнул в тамбур и, до поры крепко держась за поручни, спустился на нижнюю ступеньку, потом спрыгнул вниз.

- Держите его, убежал! - закричал, высунувшись в окно, мужчина. Сам при этом не двинулся, однако, с места, чтобы догнать Евсейку.

Наперерез Евсейке бросились сразу трое каменских: Мордан, Женька Багор и Валька по прозвищу Судья, шедших куда-то по своим делам и оказавшихся возле железной дороги.

Узнав Евсейку, Женька и Валька, его приятели, остановились. Один Мордан подскочил и ухватил его за рубашку.

- Чего стащил?! - Обернулся в сторону уходящего поезда: - Вот он, поймал я его!

Женька и Валька расхохотались.

- Врежь ему, Евсейка! - посоветовал Багор.

А Валька подошел и, перехватив руку Мордана, спросил:

- Осилил, да? Ведь ты же небось в два раза сильнее Евсейки. И жрешь в тысячу раз сытнее!

Женька повторил:

- Влепи, влепи ему, Евсейка, а то у него глаза жиром заплыли - не видит!

- Да ну его! - отмахнулся Евсейка. - Меня Павлик на лесопилке ждет... А меня тут какой-то мужик хотел увезти. Брехал: в дом, для меня специально построенный.

- Может, в детдом? - переспросил Валька.

- Может... - задумался Евсейка. - Только он так не говорил.

- Если в детдом, то ты зря сбежал. Там хоть кормят, одевают...

Евсейка упрямо повторил:

- Меня Павлик на лесопилке ждет...

* * *

Все это случилось, кажется, уже давным-давно, в тот ушедший в небытие день, когда Евсейка впервые ненадолго забыл про Павлика. А потом он и странного мужика, назвавшегося инспектором облоно, перестал вспоминать.

После бегства Евсейки мужчина этот, проехав еще один перегон, сошел с поезда на полустанке, а через полчаса, пересев в товарный эшелон, отбыл в противоположном направлении.

Война сделалась уже не далеким, отвлеченным понятием, а понадвинулась к Каменке вплотную, как тот жгучий осколок в груди отца, принесенный с финской... Несколько дней казавшаяся далекой, даже однообразно-монотонной, канонада однажды под утро грянула где-то совсем рядом, и скоро все звуки слились в один сплошной гул.

Огненные всполохи выхватывали из поредевшей к рассвету темноты деревья, строения, отчего казалось, будто они мечутся в этой безумной катавасии огня и звуков.

Потом застрочили длинные пулеметные очереди, разнеслись по лесу автоматные трели, и через полчаса все стихло.