Первозимок

Правда, теперь машины стали чаще мелькать на деревенской улице, хотя дороги на фронт, по которым двигались туда войска и техника, проходили где-то стороной, мимо их деревни. Да и своя полуторка наконец-то вроде совсем отремонтировалась и сновала по району туда-сюда почти круглые сутки.

Друзья обратили внимание на эту - проехавшую по направлению к Петькиному дому - машину только потому, что она была не газогенераторная, без котла для сжигания чурок, а значит, работала, как полагается, - не на деревяшках, а на бензине...

Проводив ее взглядом через окно, Сережка и Петька, может быть, тут же и позабыли бы о ней. Но через несколько минут тетка Марья - школьный сторож, уборщица, истопник и одновременно хозяйка звонков, потому что единственные ходики висели в боковушке, где она жила, и потому ей был доверен похожий на коровье ботало медный звонок, заглянув в класс и кивнув на Петьку и Сережку, сказала:

- Обоих вас требуют!.. Бабушка твоя кликнула, Самопряха, - уточнила она для Петьки.

Немножко удивленные, друзья не заставили уговаривать себя долго и помчались на улицу.

Машина, которую они видели, стояла, оказывается, у Петькиной избы.

Однако, вместо радости от такого чрезвычайного события, что-то беспокойное шевельнулось в груди у Петьки - и он невольно замедлил шаг, предчувствуя недоброе.

И Сережка почему-то с бега перешел на шаг одновременно с Петькой.

У радиатора бензиновой полуторки нетерпеливо переминалась и вышагивала взад-вперед какая-то незнакомая женщина с чемоданчиком, на котором был нарисован красный крест.

А бабушка стояла у изгороди, напротив машины, и, только увидев мальчишек, взмахнула обеими руками снизу вверх, как вспугивают кур.

- Быстрее! Забирайтесь в кузов. На кошару, к Савелию поедете!

Что-нибудь уточнять или расспрашивать - времени не было, потому что шофер сразу же влез в кабину - он даже не выключал мотора в ожидании, - а рядом с ним тут же устроилась, взобравшись через другую дверцу кабины, женщина с чемоданчиком.

Сережка и Петька, ничего не понимая, разом, однако, взлетели через заднюю стенку в кузов.

- У борта не стоять! Садитесь и сидите смирно! - предупредил их, выглянув из кабины, шофер.

В кузове лежал скомканный брезент. Мальчишки сразу подтащили его ближе к кабине и устроились на колени, чтобы видно было дорогу впереди, через верх кабины.

В другое время ехать лесом, лугами, особенно летом, весной, осенью, было бы одно удовольствие. А на этот раз и Сережка, и Петька оглядывались вокруг, будто видя перед собой чужие, совсем незнакомые места: однообразные, голые... И не заметили, как прибыли к цели своего неожиданного путешествия...

Кто его знает: может, предчувствия - не совсем выдумка, и хоть немножко, хоть что-то человек угадывает наперед.

Бандитов и фашистских приспешников, прятавшихся от возмездия по лесам и болотам, вылавливали специальные воинские формирования. Бандитов разоблачали и судили по всей строгости военного времени.

Так что случаев грабежа, насилия в районе становилось все меньше день ото дня, а вместе с тем и умирали частенько в сто крат преувеличенные слухи...

Только банда неуловимого Аверкия, вдруг появлявшаяся откуда-то из болот, из чащобы, продолжала бесчинствовать, и слухи о ней, к сожалению, подтверждались...

Головорезы Аверкия не только грабили, но и жгли общественные учреждения и убивали - в первую очередь тех, кто руководил восстановлением жизни в районе, их семьи, семьи фронтовиков, особенно фронтовиков-офицеров, не щадя ни стариков, ни малых детишек... А можно ли было найти такую избу в районе, из которой сын, отец или муж не ушел бы на фронт?.. Поэтому угроза нападения банды Аверкия висела над каждой избой, над каждым подворьем...

И всякий раз, думая о важности службы Расхвата по охране кошары, Петька представлял его оберегающим овец, кошару от самого Аверкия.

Но беда неожиданно подступила совсем с другой стороны...

Казалось, дважды всей своей мощью прошедшая по округе война полностью изничтожила всю, как есть, живность. Ведь даже голубей поубивали фашисты. Даже воробьев, когда вернулись из эвакуации Петька с бабушкой, трудно было увидеть. А уж о свиньях, курах, утках - говорить нечего...

Однако хищная живность, от которой человеку в трудные, голодные годы - только беда, а пользы никакой, почему-то не изводилась при этом, а будто бы, ко всем тяготам, еще размножалась...

Отары на истоптанной, как утрамбованной, овечьими ногами площадке не было... И потому еще зримее, ещё отчетливее резанули глаза несколько овечьих туш, лежавших вразброс то там, то здесь с безжизненно откинутыми головами, едва полуторка остановилась, а Сережка и Петька выпрыгнули из кузова на землю.

- Волк!.. - шепотом, чуть слышно воскликнул Сережка, указывая обеими руками на тушу метрах в пятидесяти от них, похожую с первого взгляда на тело большой, сероватого цвета собаки, с вызывающе алым высунутым языком и обнаженными в последнем оскале клыками.

Петька, уже понявший, что здесь произошло, смотрел на тот же волчий труп, потому что он оказался ближе других от машины.