Первые

«…Достойная супруга некоего Жаклара… была замешана в насилиях Коммуны, в арестах и последних неистовствах сопротивления».

— Это про дочь генерала Корвин-Круковского! А вот еще одно сообщение…

«Я знал, что эта опасная женщина, русская подданная, уже давно бросилась в социалистическое движение, что она интересовалась больше действиями Коммуны, чем ранеными своего походного госпиталя, и что она принимала активное участие в беспорядочных манифестациях. Она организовала в мэрии десятого округа Центральный женский комитет, имевший целью содействие защите Парижа, и можно было предвидеть, что она сыграет заметную роль в конечном периоде восстания. Действительно, 23 мая, когда армия атаковала этот квартал, Елизавету Дмитриеву видели на баррикадах, она воодушевляла федератов на сопротивление, раздавала им амуницию и сама стреляла, стоя во главе около пятидесяти мегер. Считаю достоверным, что она содействовала словом и делом пожарам, обездолившим Париж.

Какова судьба этой сумасшедшей? Казнили ли ее среди других, не установив ее личности? Перевезли ли ее в Версаль и оттуда в какой-нибудь морской порт под ложным именем, выдуманным ею самой? До сих пор невозможно узнать что-либо на этот счет».

Царь дочитал депешу и заходил по кабинету.

— Сумасбродство и фанатизм! — опять вслух сказал он. — Нет, мы еще недостаточно тверды. Либеральничаем! Надо принять самые жесткие меры! Усилить охрану на границе!

_____

Они задумчиво стоят возле красного знамени, те, кто, не жалея своих жизней, защищал его до конца.

— Коммуна потоплена в крови, но не побеждена, — говорит старый Беккер. — Это продырявленное пулями, обагренное кровью знамя понесут через века потомки коммунаров, отважные французы, и немцы, и русские. Оно будет вдохновлять на борьбу поляков, и итальянцев, и негров из далекой Африки. Это знамя всегда будет символом свободы, равенства и братства на земле.

— Да, я верю, недаром принесено столько жертв, — говорит Лиза.

Они вспоминают своих товарищей, своих дорогих друзей, которые пали на баррикадах, и тех, кто томится в тюрьмах.

— Если б мы сразу арестовали правительство Тьера, может быть, все было бы иначе, — говорит Жаклар.

— Это ясно теперь, но тогда это казалось неблагородным, — отвечает Анюта.

— Подвиг коммунаров бессмертен, — говорит Утин. — Маркс пишет, что история не знает подобного героизма. Но это только начало мировой борьбы.

— Да, еще будет последний и решительный бой! — говорит Катя Бартенева.

Это слова Эжена Потье, коммунара, поэта рабочих окраин, их товарища, который сражался с ними рядом на баррикадах. Вдохновленный великой Коммуной, он написал стихи:

Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.

Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем…

Эти стихи еще не напечатаны, их переписывают друг у друга, знают наизусть. Но скоро они станут песней, великим гимном, который зазвучит на весь мир и поведет за собой угнетенные народы на борьбу за свободу и счастье.

Это есть наш последний
И решительный бой,
С Интернационалом
Воспрянет род людской!

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.