С украинцами, напротив, – отношения отвратительные: приставание снять погоны, боятся только драться – разнузданная банда, старающаяся задеть. Не признают дележа, принципа военной добычи, признаваемого немцами. Начальство отдает строгие приказы не задевать – не слушают. Некоторые были побиты – тогда успокоились, хамы, рабы. Когда мы ушли, вокзальный флаг (даже не строго национальный) сорвали, изорвали, истоптали ногами…
Немцы – враги, но мы их уважаем, хотя и ненавидим… Украинцы – к ним одно презрение, как к ренегатам и разнузданным бандам.
Немцы к украинцам – нескрываемое презрение, третирование, понукание. Называют бандой, сбродом; при попытке украинцев захватить наш автомобиль на вокзале присутствовал немецкий комендант, кричал на украинского офицера: «Чтобы у меня это больше не повторялось». Разница отношения к нам, скрытым врагам, и к украинцам-союзникам – невероятная.
Один из офицеров проходящего украинского эшелона говорил немцу: надо бы их, то есть нас, обезоружить; и получил ответ: они также борются с большевиками, нам не враждебны, преследуют одни с нами цели, и у него язык не повернулся бы сказать такое, считает непорядочным… украинец отскочил…
Украинцы платят такой же ненавистью. Они действительно банда, неуважение к своим начальникам, неповиновение, разнузданность – те же хамы.
Украинские офицеры больше половины враждебны украинской идее, в настоящем виде и по составу не больше трети не украинцы – некуда было деваться… При тяжелых обстоятельствах бросят их ряды…
Кругом вопли о помощи. Добровольцев в общем немного; поступило в пехоту человек 70 – для Мелитополя стыдно, намечалось сначала много больше – пришли немцы и украинцы, успокоились, шкура будет цела, или полезли в милицию – 10 рублей в день.
Интенсивно ведется шитье.
День разочарований.
Вчера упорные телеграфные слухи с разъезда Утмач об офицерах, едущих к нам на соединение. Утром послал автомобиль – никаких следов, никто ничего не видел, даже и близко, какая-то ерунда.
Можно было достать здесь 300 тысяч рублей в военно-промышленном комитете, интендантские суммы от ликвидации имуществ; заведующий сам предлагал, намекал прозрачнейше, но слышавшие это офицеры не передали. Интендант промолчал – сегодня все это узнал, – поехал к С. (у кого были деньги). Поздно, уже украинцы наложили руку, даже задним числом нельзя ничего. Сам С. жалел, что попадутся украинцам, да что делать…
Узнал об этом у Русского общества, приславшего делегацию часов в 18, программа – всероссийская. Спрашивали, что могут для нас сделать. Сказал – на местах готовить умы, для меня же связать с общественными деятелями крупных центров, ибо для меня важны три кита: деньги, добровольцы, огнестрельные припасы.
Обедал в ресторане. Разговор с украинским комендантом. Помогу, если будут грабить жителей. Он просил, если нужно будет расстреливать, дать людей, кто мог бы не дрогнуть при расстреле, – ответил: роль исполнителей приговоров не беру, расстреливаем только своих приговоренных. «Имею большие полномочия приказывать всем германским и украинским войскам в районе». – «Приказывать не можете». – «Могу». – «Можно только тому, кто исполнит, я – нет». – «Вы обязаны» – «Не исполню!» – «Вы на территории Украины». – «Нет. Где войска и сила, там ваша территория. Мы же идем по большевистской и освобождаем». – «Никто не просит». – «Нет, просят. Мы лояльны, не воюем, но должны с войны вернуться через ваши земли».
Еще много прекословил, не совсем трезв. В конце концов просил помощи окружным селам и деревням; я согласился охотно, если помощь в направлении нашего пути. Наконец разошлись, оба, очевидно, недовольные друг другом. Вечером в оперетте масса офицеров. Вообще за время Мелитополя поведение корректное. Играли как полагается в провинции, но некоторое было недурно. Ужин в ресторане, пьяный комендант (по рассказам, ему в конце разбили голову стаканом).
Немного жаль покидать Мелитополь. Другая жизнь, отдых нервам. Хотя мне нет отдыха. Всегда окружен врагами, всегда страх потерпеть неудачу, каждое осложнение волнует и беспокоит. Тяжело…
Погода все дни прекрасная, но ветер, изводящий восточный ветер.
Утром телеграмма из Бердянска с просьбой о помощи – инвалиды выкинули большевиков, подпись Абальянц[201]
.Может быть и провокация. Заехал в город, взял френч (100 рублей за фасон и приклад). Прощальные визиты – и в поход. Езда на автомобиле ужасна, все время пришлось менять шины, новых нет, заклеили тряпками, как пластырем, привязав веревками, – опять плохо. Так мучился до села Покровка, где удалось настигнуть хвост колонны, уходящей с привала, сел на предложенную мне лошадь и поехал вперед. Автомобиль еще долго маячил, обвивал шину веревками и едва добрался до ночлега… Хорошо, поспел в конный отряд.