Сказал и нарочно удалился из храма в собственный дом, чтобы воины царские могли взять его ночью, утром же возвратился спокойно в храм, ибо воины православные объявили императору, что они в таком только случае будут сопровождать его, если пойдет в собрание верных к Амвросию. Они добровольно окружили церковь, где проповедовал святитель, и когда смутился этой вестью народ, взошли в толпу его, громогласно объявляя, что хотят молиться, а не воевать с верными. Амвросий изъяснял книгу Иова, применяя к Церкви его страдания и уподобляя ему похвальное терпение народа; ибо тогда, как и теперь, чтение Иова занимало первые дни страстной седмицы. Еще он говорил с кафедры, когда возвестили ему, что багряные завесы уже сняты с церкви, и что народ, в ней собравшийся, требует своего пастыря; он послал туда пресвитеров, и воздал громкую хвалу Богу, обратившему сердце кесаря. Однако еще раз пришел к нему в храм сановник царский с укором за его самовластие. «Какое? — спросил опять Амвросий, — я даже не выходил из церкви, и только вздыхал, а не сражался; если же кажусь вам мятежником, что медлите поразить? Мое оружие — эта глава, которую кладу на плаху! Тиран Максим не называет меня тираном Валентиниана, а напротив жалуется, что я помешал ему наступить на Италию!»
На следующий день, посреди проповеди, возвестили ему радостную весть, что Готфы оставили совершенно церковь вне города, и что все узники выпущены императором. Народный восторг излился в шумных восклицаниях. Сам Амвросий подробно изложил все гонение в письме к сестре своей Маркелле и предвещал новые бедствия, ибо слышал, что император сказал своим придворным: «Вы готовы выдать связанного Амвросию!» И даже евнух царский не устрашился грозить святителю отсечением головы. Амвросий отвечал ему: «Бог да исполнит твою угрозу! Я пострадаю как епископ, ты же поступишь как евнух». Но угроза та вскоре пала на него самого.
Год спустя и в тот же праздник Пасхи повторилось гонение. Император издал несколько законов, благоприятных арианам, и, признав их епископом Авксентия в Медиолане, повелел обоим явиться к себе для рассуждения. Амвросий, с согласия окрестных епископов, не решился подвергать догматы веры приговору мирскому, и обличил письменно неправильность исповедания Риминийского, которое хотели опять ввести ариане вместо Никейского Символа. Бдительный пастырь стал проводить дни и ночи великой седмицы в храме, поучая непрестанно народ, который стерег своего епископа, опасаясь воинов, ходивших около него, чтобы исторгнуть из среды верных. Он старался успокоить народ, обещая ему не разлучаться с ним добровольно и уступить только насилию; но строго воспрещал подымать за себя оружие, чтобы не мешать ему сделаться жертвою ради Иисуса Христа, потому что слышал о многих покушениях против своей жизни. Желая развлечь собрание верных, в течение долгого дня, он ввел в церковь Медиоланскую, по примеру Восточных, попеременное пение антифонов на обоих клиросах, которое и доныне в ней сохранилось под названием Амврозианского. Господь утешил его, посреди скорбей открытием нетленных останков мучеников Гервасия и Протасия, которые обретены были у стен созданной им церкви, и, удостоверясь в их святости множеством исцелений, он положил мощи под основание престола. В особенности замечательно было прозрение слепорожденного, о котором свидетельствовал не один Амвросий, но многие из очевидцев, описавших это радостное событие. «Положим, — говорил Амвросий, — торжественные жертвы эти туда, где жертвою Сам Христос; но Он, за всех пострадавший, да будет на престоле, они же, Им искупленные, под престолом. Там хотел бы возлечь и я, ибо справедливо иерею покоиться на месте священнодействия, но я уступаю лучшее место более достойным». Многочисленные чудеса заградили уста арианам; скоро прекратилось и гонение, по страху императора Максима, который писал Валентиниану, чтобы оставил в покое Амвросия и православных, если хочет пребывать с ним в мире.