Первые грезы

Искренно, от души пожимаю я руку этого несчастного человека. Сначала он удивленно и растерянно смотрит на меня, не смея протянуть своей, потом, с просветленным лицом, с глазами полными слез, с глубоким, сердечным «Спасибо!» прижимает к губам мою руку. Мне хочется плакать… Мне так, так жаль их!..

Глава X

Тяжелые дни. - Отдача сочинений. - Скелет.

В тот вечер, когда я вернулась от Веры, мы много и долго беседовали с мамочкой по поводу слышанного и виденного там мною; все это произвело и на нее сильнейшее впечатление.

- Да, много горя на свете. Во всякий самый маленький уголочек забрасывает его жизнь, куда ни взглянешь. Но в эту минуту меня больше всего заботит вопрос о здоровье самой Веры. Катар легких - ведь это ужасное слово, это начало чахотки. A в таком юном возрасте она безжалостна - месяц, два и унесет человека. При слабой организации этой девушки вообще, при тех условиях, в которых она живет, да еще при вечном душевном гнете, недолго поборется бедная Верочка со своим недугом. Для меня вопрос ясен: нужно во что бы то ни стало устроить ее поездку, нужно все сделать - такие светлые люди слишком редки и дороги, надо всеми силами отстаивать их y смерти. Вопрос только, как устроить. Я поговорю с папой; сколько будем в состоянии, мы поможем, но взять целиком все расходы на себя трудновато: ведь ее не одну отправлять надо, нужна еще толковая, подходящая спутница. Знаешь что, поговори ты в гимназии, обратись к Андрею Карловичу, это такой добрый человек, он что-нибудь да придумает. Конечно, можно было бы устроить спектакль, лотерею, но такие вещи требуют времени, a тут дорог каждый день. Посмотри, что висит в воздухе, это яд при грудных болезнях.

Как хорошо мамочка придумала! Только одно смущает меня: придется обо всем рассказать Андрею Карловичу, Вере будет страшно неприятно.

- Зачем же обо всем? - возражает мама, - ты скажешь только про ее болезненное состояние, про то, что средства не позволяют ей лечиться. Да, вероятно, про их материальное положение Андрей Карлович и так знает, предполагаю, что и учится она бесплатно. В том, что ты скажешь, обидного и тяжелого для Вериного самолюбия ничего не будет. Наконец, если бы ей данже немного и неприятно стало, - что делать? - вопрос слишком важен, это вопрос жизни.

У Веры чахотка!.. A мне и в голову не пришло, наоборот, когда она сказала, что доктор нашел катар легких, я даже успокоилась, мне представлялось, что с катарами люди по сто лет живут, что это так обыкновенно, заурядно и совсем не опасно. Да, конечно, надо все, все сделать, чтобы спасти ее.

На следующее утро, еще до начала первого урока, я говорю Клеопатре Михайловне, что имею личную просьбу к Андрею Карловичу, и отправляюсь в канцелярию. Я рассказываю все, прямо относящееся к делу. Он с живейшим сочувствием и интересом слушает меня.

- О, конечно, конечно, FrДulein Starobelsky, мы сделаем все, от нас зависящее, я поговорю, поговорю. Как-нибудь устроим. Так жаль! Такая прекрасная девушка! Ну, ну, не надо только слишком огорчаться, ведь еще не так плохо - es ist nicht so schlimm! (все не так плохо!)- ласково глядя на мою, вероятно, расстроенную физиономию и дрожащие губы, утешает он. - Бог даст, ваша подруга, здоровая и веселая, возвратится к нам. Я надеюсь, надеюсь! - И, по обыкновению быстро-быстро кивая своей круглой головой, эта добрая душа, тоже глубоко взволнованная, уже торопится к поднимающейся по лестнице группе учителей, среди которых находится и Светлов. Я бегом лечу в класс. На душе y меня посветлело: возможность спасения Веры радостно мерещится впереди. Я говорю кое с кем из учениц, там тоже встречаю горячее, живое участие.

- Будет, будет, все устроим! - отыскав меня на большой перемене, весело кивает мне Андрей Карлович. - Я уже переговорил, все с удовольствием помогут.

Теперь еще одна крупная задача: убедить Веру согласиться ехать. Я опять отправляюсь к ней, захватив на сей раз с собой бутылочку хорошего коньяку, винограду и еще кое-чего, чем снабдила меня мамочка. Теперь я храбро везу эти вещи, я спокойна, что они не оскорбят, не заденут Веру: вчерашний разговор слишком сблизил нас.

- Ну, как же ты себя чувствуешь сегодня? - спрашиваю я, здороваясь с нею.

- Нехорошо. Голова сильно болит, все время знобило, вероятно, начался маленький жар.

Действительно, лоб y нее горячехонький, глаза лихорадочно горят, a под ними легли темные, широкие круги. Губы совершенно сухие, и она поминутно проводит по ним языком.

- Это нехорошо, - говорю я, в голове же одна упорная мысль: убедить Веру ехать.

Я сразу приступаю к ней: