Первые грезы

- Вероятно, нет.

- Ай, как жаль! - раздаются с Ермолашей во главе возгласы некоторых, не освоившихся еще с мыслью, что на будущий год их самих не будет больше в гимназии.

Светлов улыбается.

- Но ведь лично вам это должно быть все равно, я же, наоборот, надеюсь встретиться со многими из этого выпуска еще и в высшем учебном заведении, так как возможно, даже весьма вероятно, что меня назначат читать лекции именно на одни из женских курсов.

- Я поступлю!

- Я непременно пойду!

- У меня это давно решено! - несется со всех сторон класса.

Боже, сколько ученых женщин прибавится в России, благодаря профессорству Светлова!

Вот тот светлый огонек, который озарил мне, казавшийся прежде таким неприветливым, будущий год.

- Хорошо, все-таки, что Дмитрий Николаевич только что сам сдавал экзамен: небось, тоже потрухивал, по крайней мере к нам добрее и снисходительнее относиться будет, a то до этого верно успел забыть, каково дрожать в ученической шкурке, - делает глубокомысленный финальный вывод всегда практичная Ермолаша.

- Господа, Господа! Открытие! - увы! Запоздалое, - с обычной зычностью трубит наша иерихонская труба, Шурка. - Вот, поистине, век живи, век учись, и дураком умрешь. Так и мы: целехонький год просидели в этом классе, и ни одной-единой душе в голову не пришло, какими скрытыми сокровищами он снабжен. И по сие время не знали бы, не закатись мое кольцо под шкаф. Достать - никак, отодвинули эту желтую громаду, a за ней-то, голубушкой, дверь, и ключ торчит. Открыли, освидетельствовали - выход прямехонько на лестницу. Эх, кабы вовремя знать! Не пришлось бы Лизавете пыхтеть и дрожать за доской на двух стульях, не было бы крайности и нам, бедняжкам, трястись пред хладными взорами Антоши: нырнул между шкафом и дверью и как y Бога за пазухой. Вот обида! Надо хоть грядущим поколениям сообщить, когда-нибудь в страдную минуту добром нас, грешных, помянут. A все-таки обидно…

- Нет, не могу, - через несколько времени возвращается она к прежней теме. - Дети мои милые, послушайтесь вы меня, старухи, грех счастье упускать. Мы-таки используем дверцу эту, провались я, Шурка Тишалова, на всех экзаменах, если не используем. Душечки, миленькие, устроим Клеопатре последний бенефис на прощанье: исчезнем из класса, как одна душа! Вот потеха будет!

Долго уговаривать не приходится; проект принят большинством голосов, как выражаются в Государственной Думе; при продолжительных и сильных прениях обсуждаются только детали. Исполнение отложено до первого удобного случая. A он недолго заставил ожидать себя. На очереди урок физики.

- Mesdames! (Дамы!) Приготовляйте книги, тетради и стройтесь в пары; как только я приду, сейчас и спустимся в физический кабинет, - распоряжается Клеопатра Михайловна, стоя на пороге класса, после чего возвращается в коридор продолжать недоконченный разговор с Ольгой Петровной.

- Господа, действуем! Теперь, пока Клеопатры Михайловны нет, - подзадоривает Шурка. - Вот эффект будет! Сама тут же в двух шагах, a мы тю-тю!..

Поднимается шум и возня. - Mesdames (Дамы!), тише, ведь в других классах уже уроки идут, - снова на одно мгновение появляется классная дама и, закрыв - о прелесть! - двери, остается все с той же гигиеншей по ту их сторону. Класс чуть не умирает от смеха, но тишина строго соблюдается, так как шум погубит всю затею. Без особых усилий отодвигают пустой шкаф и, как мыши, одна за другой, бесшумно ныряют на лестницу; двое остаются в углублении стены; на их обязанности лежит, во-первых, сзади за ножки притянуть обратно шкаф, во-вторых, донести обо всем, что будет происходить; остальные бесшумно спускаются парами по черной лестнице до самого низа, подгоняемые страхом и свежим воздухом, бегом летят через двор, благополучно проникают в парадный подъезд, в идеальнейшем порядке и безмолвии поднимаются в первый этаж, так же чинно и благонравно занимают места в физическом кабинете.

В пустующем классе в то же время разыгрывается следующее: Клеопатра Михайловна приоткрывает дверь:

- Ну, господа… - вдруг, пораженная, она останавливается. - Господи! Что же это? Где они? - от избытка чувств громко выражает она свое изумление. - Что же я, с ума, что ли, схожу? - Она возвращается в коридор.

- Андрей, вы не видели, первый Б не проходил тут? - обращается она к метущему залу швейцару.

- Никак нет, не видать было, разве, может, пока я тот конец прибирал.

Клеопатра опять входит в класс, - учениц не прибавилось: кроме трех невидимок соглядатаев, укрытых в дверной нише, - ни души.

- Но ведь не сквозь землю ж они, все-таки, провалились? - продолжает она свой монолог.

- Елена Васильевна, вы не видали моего класса, - атакует она проходящую мимо классную даму первого А.

- Да, видала. Сидят в физическом кабинете. A что?

- Неужели там?

- Ну, да.

- Непостижимо! Понимаете, стояла в двух шагах от закрытой двери, разговаривала с Ольгой Петровной, вот на этом самом месте, никто не открывал дверей, никто не выходил, a учениц в классе - ни одной. Прямо даже неприятно, точно наваждение какое-то.

- Полно, какое там наваждение, просто заболтались и не заметили.