Первые грозы

— Неужто не знаешь?.. Это Митька Муратов. Наш разведчик.

— Ого, тогда давай знакомиться!

Митя конфузливо сунул руку в шершавую ладонь командира. Забей-Ворота кому-то зычно крикнул:

— Дитё, задай коням овса!

— Знаю сам! — ответил откуда-то Филипп.

— Почему Дитё? — спросил Никита, присаживаясь на лежавшее в углу запылённое седло.

— Прозвище у него такое... Ну, выкладывай всё подробно! Небось проголодались?.. Скоро обед будет.

Никита снял фуражку и, обтерев ею лоб, начал рассказывать.

— К морю, под видом груза сельскохозяйственных машин, следует состав с оружием и снарядами. Он пройдёт через нашу станцию. Сведения получены из Ростова.

Забей-Ворота насторожился.

— Сведения проверены?

— Да. Их получил от своего знакомого Фёдор Иваныч, кондуктор и член нашей подпольной организации.

Забей-Ворота нервно похлопывал висевшей на руке плетью по голенищу своего стоптанного сапога.

— Так, так... туман проясняется. Недавно наши ребята поймали одного офицерика, который на допросе сообщил, что в районе предгорных станиц сосредоточился корпус генерала Покровского в количестве не менее одиннадцати тысяч сабель. Это не зря. Офицер рассказывал, что по Черноморскому побережью движется несметная сила войск, называемая «черной армией», которая бьёт всех — и белых и красных. На днях они разгромили у Архипо-Осиповской десант добровольцев, захватив в свои руки батарею. Понятно, почему белые направляют оружие к морю. По некоторым, ещё не проверенным слухам, эта «черная армия» бьёт только белых. Мы и раньше слышали об этой армии. Наши хлопцы называют её «чёрной хмарой». После обеда надо обмозговать положение сообща. Я всё же думаю, что наша задача — всеми силами подрывать белый тыл... Поэтому связь с городской подпольной организацией в данное время является особенно желательной.

Согнувшись, в землянку вошёл Филипп.

— Товарищ командир, обед готов. Приглашай гостей!

— Я и то думаю, — спохватился Забей-Ворота, похлопывая Митю по плечу, — а то хлопчик совсем тут заскучал...

Митя зарделся от удовольствия.

— Я хоть до вечера могу протерпеть!

— Молодец! Хвалю...

По лужайке проходили бойцы с дымными котелками.

— Кума, обедать! — позвал Филипп сестру, окружённую партизанами.

Глава семнадцатая

Город метался в горячке. По вечерним улицам мимо гудевших духанов проходили войска, у витрины Освага толпились обыватели, читая последнюю сводку с фронта. Свеженаписанные плакаты призывали жителей к спокойствию, сообщая о том, что «доблестная добровольческая армия по стратегическим соображениям верховного командования временно оставляет город и что герой — казак станицы Преградной — вышел победителем из неравного боя, зарубив одиннадцать большевиков и захватив два пулемета».

По мостовой пролетали на извозчиках подвыпившие офицеры в обществе всем известных девиц.

В театре ставились «Осенние скрипки».

Из богатых домов выносили мебель и грузили на подводы.

Расстроенный отъездом сына, Хорьков поссорился с Полиной матерью и так толкнул её в грудь, что Анна Егоровна упала и разбила о дверной косяк голову. Поля ухаживала за матерью, накладывая на рану смоченное полотенце. Анна Егоровна беспомощно плакала, уткнувшись лицом в подушку. Сверху, из хозяйской квартиры доносились нервные повизгивания Хорькова, упрашивающего сына остаться.

Сашка что-то отвечал негромким, но упрямым голосом. Хорьков кипятился, и Поле слышны были отдельные слова:

— Я покажу!.. Зараза... Не потерплю!.. Хозяин я в своём доме или нет?

С вечерним поездом прибыл и сам кондуктор. Узнав о поступке Хорькова, он так разгневался, что, схватив утюг, побежал расправляться с хозяином, но его задержал матрос, столкнувшийся с ним в дверях.

— Фёдор Иваныч, заспокой сердце.

— Пусти, я ему, басаврюку, глотку вырву! — кричал Фёдор Иваныч.

— Дорога кажна минута. Сельскохозяйственные орудия уже прибулы у город, — многозначительно произнёс моряк. Кондуктор сразу остыл.

— Зараз, я токо умоюсь...

Вместе с Фёдором Иванычем вернулись домой Леля, Никита и Митя.

* * *

Хорьков упрашивал сына остаться в городе. Сашка сопротивлялся.

— Ты, папа, должен понять, что мне пощады не будет. Латыши и китайцы убивают женщин и детей, а я — солдат, понимаешь, до-бро-во-лец! — убедительно поднимал он палец.

— Шура, — расстроенно моргал отец, — большевики на ладан дышат, а на кого ты старика покидаешь?

— Нет и нет, не могу!

К ужину зашёл с вещами угрястый. Отец поздоровался с ним неприветливо. Угрястый подмигнул Сашке, и тот начал укладывать в чемодан бельё.

— Шура, — засуетился отечески Хорьков, — надень мои тёплые кальсоны, теперь холодно. Береги себя. Если можно, при штабе устройся. Помни, что у тебя есть отец!

— До свидания, папаша!

По дороге к школе, где находился штаб полка, угрястый сообщил о том, что ребята, во главе с капитаном Бачуриным, устраивают прощальную попойку.

— Капитан спустил на базаре овёс, две бочки масла и оставшееся в цейхгаузе обмундирование. И прав: не оставлять же большевикам!

— Славный человек капитан.

— Парень — душа нараспашку!

Пыльная дорога матово светилась под луной.