Первые коршуны

— Знаю, знаю, — перебил его Скиба, — это шлях долгий, а времени мало. Надо прежде всего отишить Балыку, заронить в его голову думку, что все это подстроил Ходыка: очернил, мол, оклеветал тебя для того, чтобы захватить твое добро и женить своего сына на его дочке. Так, так, но как это сделать? — произнес он в раздумье, устремляя взгляд в дальний угол светлицы. — Дело-то обделал Ходыка так ловко, что нигде не видно и следа его когтей. Привезли известие, действительно, сторонние для него люди, бумага прислана от нюренбергского магистрата, ну что ж, значит, верно. Правду сказать, удивились мы тому, что случилось с тобой, а потом, как подумали — и месяц на небе менится, а человек!.. — Скиба махнул рукою. — Молодой, горячий, разбаловался на чужой стороне… Ну, да впрочем и думать нечего было — доказы все налицо, значит, правда. Магистрат и продал все твое добро, а Ходыка купил. Правда, купил за такие гроши, подстроил и там нам штуку, да дело шло о покойнике, у которого не осталось ни роду, ни племени, а у него, Ходыки, приятелей полмагистрата, потому-то никто и не хлопотал, чтобы продать подороже; так и продали за то, что он дал, так и остался он от всего в стороне.

Скиба задумался.

Семен с тревогою следил за выражением его лица.

— Постой, не журысь! — воскликнул ободряющим голосом Скиба. — На всякую кривую дырочку есть кривой и колочек! Уж мы, рано ли, поздно, а поймаем старого лиса за кончик его хвоста! Мы это обмиркуем… Магистрат, думаю, будет на твоей стороне, а потому, по-моему, надо поскорей подать в магистрат скаргу и на твоего бывшего опекуна Ходыку, и свидков, еще присягших, — ведь половина их показала, что видели, как с твоих плеч голова скатилась.

— Но ведь для этого я должен быть и на воле? — возразил Семен. — А вы сами говорите, что пан войт может хоть и сейчас запереть меня в вежу?

— Подумаем, подумаем, сыну, и об этом: сегодня да завтра, ну, словом, сколько понадобится времени, ты переховаешься у меня, — здесь тебя никто не тронет; а когда подашь в магистрат жалобу и все увидят, что ты жив та свидки ошуканцы, тогда задержат суд над тобой до тех пор, пока не придет ответ из нюренбергского магистрата. А я надеюсь, что с божьей помощью устроим так, что все это время ты будешь на воле.

— Спасибо, спасибо вам и за добрую раду, и за помощь, пане цехмейстре, — ответил с чувством Семен, — только кто же для меня поедет в Нюренберг?

— Пошлем своего человека. О деньгах не беспокойся, — прибавил живо старик, — твое дело — наше дело, тут у нас сидит этот Ходыка со своим гнездом! — Скиба ударил себя по затылку. — Я б и сам дал добрую часть своего добра, чтобы сбыть его из города. А потому нам надо прежде всего каким-нибудь хитрым образом, — уж это придумаем потом, — доказать, раскрыть, что эти ложные свидки были подкуплены Ходыкой; думаю, что когда Балыка узнает об этом, то не будет торопиться отдавать этому коршуну свою дочку. А что до того, чтоб оттягать у него все твое добро, то, правда, трудно будет с ним в этом бороться. Сам я, правду сказать, в этих артикулах, да статутах, да майтбуриях, да саксонах — все равно как слепой в лесу… Наше старожитнее право и обычай добре знаю, а эти, — Скиба махнул рукою, — из правды кривду сделают… Ну, а все-таки знаю я здесь у нас на Подоле такого человека, который тоже и саксон, и майтбурское право насквозь прогрыз, еще и с Ходыкой потягается…

— Пане райче, как мне благодарить вас? — вскрикнул Семен, подымаясь с места.

— Никак, никак, сыну, — ответил ласково старик. — Еще говорю тебе: твое дело — наше дело. А пока что я советую тебе, не гаючи часу, пойти сейчас же к старому Мачохе. Знаешь?

— Знаю, знаю.

— Ну вот, расскажешь ему все как есть и попросишь, чтоб он переговорил с Балыкой. Балыка уважает его и, думаю, послушает его слова; а я тем временем пойду еще посоветуюсь кой с кем из книжных людей. Та только торопись скорее; не показывайся лишний раз на улицах.

Отблагодаривши от души Скибу, Семен вышел из дому и направился было прямо к старику Мачохе; но не успел он сделать и несколько шагов, как до слуха его донесся отдаленный бой ратушных часов. Семен остановился и стал считать удары; пробило как раз полдень. Это напомнило Семену, что сегодня в обеденную пору он назначил товарищам сойтись в доме Богданы. Желание узнать поскорее, удалось ли товарищам открыть хоть какой-либо след к розыску Галины, охватило Семена с такой силой, что он забыл в эту минуту и опасность своего положения, и совет пана цехмейстра и, круто повернувши, отправился скорым шагом к Кудрявцу, к хорошенькому дому Богданы.

X

Ранним утром, когда еще только стали сходиться на Житний торг заспанные перекупки и сидухи с съестным и разным другим крамом да, перекрестясь, стали расстановываться, сплетничая или перебраниваясь с соседками, а возы с сеном и разного живностью потянулись от брам в дальний угол площади, поближе к Кудрявцу, в эту пору пробирался торопливо между возов какой-то богато одетый татарин с еврейским мальчиком.

— Ты же смотри, не переври! — отозвался тихо татарин к своему провожатому.