Ребята возликовали, особенно те, у кого были нельмушки, щучки, налимчики и кариши — мелкие осетры и стерлядки. Хранили рыбу на улице, на вышке, и с нетерпением ждали большой перемены. С шумом доставали, располагались в классе на полу, расстелив малицы. И начинали айбарць — ели мерзлую рыбу или мясо.
— Эх, будем есть кариши! — Илька ликовал, спустясь на пол возле кучи рыбы. — Федюнька! Венька! Живее! Берите ножички!..
Но это было вчера, а сегодня у них не оказалось ни крошки с собою. Вот что случилось — Варов-Гриш из Березово привез часы-ходики и повесил в горнице. И все ахнули — тикают. Идут и тикают. И красивые — выпуклый циферблат, есть две стрелки, а вокруг по блестящей жести нарисованы всевозможные цветы. Внизу похожи часы на паньзи, на игрушку, на легкую деревянную лопаточку с черенком и зарубиной над ней, спускаемой с помощью шпагата вверх — называется это маятником. Маятник ходит взад-вперед, и свисает откуда-то изнутри тяжелая гиря на длинной цепочке. Сзади часов — деревянная коробка и петелька, чтоб вешать на стену. Теперь не опоздаешь на уроки или куда-нибудь — есть ходики-часы. Слышно их на всю избу. Венька даже ночевал у Гриша — спал с Федюнькой на детской кроватке, а Илька на полу под ходиками, завернувшись в меха. Слушали долго, как ходят и тикают часы. Но не могли уснуть — с непривычки, видно. В избе ночью тихо, а тут будто кузнечик стрекочет, не дает спать. Стали уже поворачиваться с боку на бок. Наконец уснули ребята. Но Гриш до утра не мог вздремнуть — тикают и тикают ходики. Не вытерпел — встал и остановил маятник. Кое-как уснул.
А когда проснулись ребята — видят-слышат: ходики стоят. Солнце пошло на юг — светит вовсю, и на улице народ.
Что тут сделалось! Ребятишки — в слезы. Проснулся Гриш — мать родная! Ругает и себя, и часы. Мальчики быстренько оделись, не поели, ничего не взяли с собой, бросились в школу и, конечно, опоздали.
Яков Владимирович нахмурился, а ученики стали дразниться.
— Больше так не будет, — обещал Илька на перемене.
Федюнька захныкал:
— Я хочу есть. Большая перемена, а Педька, жаднюга, не дает кусочек мяса. Забыл, как ел у нас в Рождество. Ухх!..
— А не сходить ли нам домой? Живем рядом, и нарточки внизу, — предложил Илька.
Вскоре они были на улице, падал легкий снег. Добрались до дому. Венька хотел перемахнуть через свою ограду, но Илька предложил остаться, похлебать простокваши с лепешками и — обратно. Они ввалились в избу.
— Вот подвели вас ходики, — сказала Елення из кухни. — Раздевайтесь. У меня суп почти готовый. Простокваши нету, и молоко кончилось — корова-то стельная…
Ребята сняли малицы, сели за столик. Елення налила в общую деревянную чашку суп-бульон, еще не сдобренный мукой, а в отдельной тарелке — мясо с костями. Похлебали бульон деревянными ложками, попробовали мясо, но оно не доварилось — долго возились с едой.
А в горнице ходики тикают — тик-так, тик-так…
— Во, часы ходят! Надо посмотреть, когда кончим… — сказал Федюнька.
Потом пили чай с сахаром. Потом пошли в горницу, а там Февра сидит на ящике, читает книжку, она скоро кончает ученье-мученье. Целых три года она проучилась и еще нулевой класс! Ходит давно во вторую смену.
— Вон тикают! — Федюнька подошел вплотную к ходикам, задел свисающую цепочку с гирей.
— Не трогайте! Папа не велел задевать! — строго сказала Февра.
Ребята чуть-чуть отошли от часов и принялись обсуждать ходики. Один говорит: гвоздь идет до конца, чтоб вешать на него маятник и гирю, другой — три гвоздя, чтоб было крепче.
Шум подняли — чуть не дерутся, а время идет — уже одиннадцать часов.
Венька не сдается, подойдя к стене, заглядывает снизу — не видны ли в часах блестящие желтые зубчики?
— Зубчики, зубчики видно!.. — заорал он и хотел выпрямиться, но задел головой гирю, и тиканье постепенно остановилось — маятник не хотел идти.
— Ой!.. Ой! — Венька, морщась, ухватился за голову.
— Испортил ходики! — завопила Февра. — Вот теперь попадет от папки!..
Венька толкнул маятник, и ходики снова затикали.
— Марш, марш! — воскликнула Елення из кухни. — На улице-то тепло, хоть снег валит, а вы спрятались вроде…
Тут спохватились ребята — опять попадет от учителя.
Они суматошно надели малицы на себя — и на улицу. А там снег валит хлопьями вовсю. Даже ограды не видно.
Ничего не говоря, побежали к школе. Что-то ожидает их, оставит Яков Владимирович после уроков без обеда.
«Ну, мы малость позавтракали и пообедали уже. Можем и остаться…» — подумал Илька.
Открыли дверь, слышат — в их классе поют. Сегодня суббота — всего три урока. Вот беда!
Они пуще расстроились, разделись, а в классе разноголосо тянули известную зырянскую песню «Ай, люли-люли».
Венька приоткрыл дверь и просунул голову. Яков Владимирович дирижировал и казался почему-то сердитым.
Допели песенку, учитель увидел Веньку.
— Та-ак, пришли наконец!.. Безобразие!.. Опаздываете целый день!.. Садитесь все! Из класса ни с места! Проведем небольшое собрание.
Илька, торопясь, дополз до парты, сел.