Первые люди на Луне (пер. Толстой)

Я упал на узел, и когда открыл глаза, то увидел на мгновенье блеск воздуха снаружи стекла. Воздух был жидкий, он кипел, как снег, в который воткнули добела раскаленный железный прут. Отвердевший воздух при первом прикосновении солнечных лучей превратился в пасту, в грязную жижу, которая шипела и пузырилась, превращаясь в газ.

Шар снова покачнулся, и мы с Кавором ухватились друг за друга. Нас подбросило, перевернуло, и я упал на четвереньки. Лунный рассвет играл нами как мячиками, точно хотел показать нам, слабым людям, что может с нами сделать Луна.

Снаружи что-то блеснуло, заклубился пар, потекла и закапала полужидкая грязь. Нас швыряло в темноте, Я очутился внизу, и колени Кавора уперлись мне в грудь. Затем его сбросило, и несколько мгновений я лежал на спине, глядя вверх. Лавина полужидкого кипящего вещества упала и погребла наш шар. Я видел, как по стеклу прыгали пузыри. Кавор вскрикнул.

Другая лавина тающего воздуха подхватила шар, и он покатился под откос, перепрыгивая через расщелины, срываясь с уступов, — все быстрей и быстрей к западу, в раскаленную, белую, кипящую бурю лунного дня.

Ухватившись друг за Друга, мы катались по шару вместе с тюком багажа. Мы сталкивались, сшибались головами и снова разлетались в разные стороны, с фейерверками искр в глазах! На Земле мы давно раздавили бы друг друга, но на Луне, к счастью, наш вес был в шесть раз меньше — и все обошлось благополучно. Я припоминаю чувство сильной боли, такое ощущение, как будто мозг перевернулся у меня в черепе, и затем…

Что-то шевелилось у меня на лице, тонкие щупальцы ухватили мои уши. Потом я заметил, что яркий блеск ослаблен надетыми на меня синими очками. Кавор наклонился надо мной, я увидел снизу его лицо, — глаза его также были защищены синими очками. Дышал он порывисто, и губа у него была рассечена в кровь.

— Ну что, лучше? — спросил он, обтирая кровь рукой.

Все вокруг качалось, но это было просто головокружение. Кавор закрыл несколько заслонов в оболочке шара, чтобы скрыть меня от Солнца. Все вокруг нас было залито ярким светом.

— Ох, — вздохнул я, — что…

Я поднял голову, чтобы посмотреть наружу. Ослепительный блеск сменил мрачную темноту.

— Долго я лежал без чувств? — спросил я.

— Не знаю, хронометр разбился. Должно быть, недолго, мой дорогой, но я очень испугался…

Я лежал молча, стараясь вдуматься в случившееся. На лице его еще отражалось пережитое волнение. Я ощупывал рукой свои ушибы и искал следы повреждений на лице Кавора. Больше всего пострадала у меня правая рука, на которой была содрана кожа; лоб тоже был разбит в кровь. Кавор дал мне дозу какого-то подкрепляющего средства, которое он захватил с собой, — я забыл, как оно называется. Я почувствовал себя лучше и начал расправлять свои члены. Вскоре я мог уже разговаривать.

— Это не должно было случиться, — сказал я, как бы продолжая начатый разговор,

— Нет, не должно.

Он задумался, положив руки на колени. Взглянул наружу через стекло, потом на меня.

— Нет, не должно, — повторил он.

— Что случилось? — спросил я. — Мы попали под тропики?

— Случилось то, что я ожидал. Воздух испарился, если только это воздух. Во всяком случае, вещество это испарилось, и показалась поверхность Луны. Мы лежим на какой-то каменистой скале. Кое-где обнажилась почва — довольно странная!

Кавор не стал вдаваться в дальнейшие объяснения. Он помог мне сесть, и я увидел все своими глазами.

Глава 8 УТРО НА ЛУНЕ

Резкие контрасты белого и черного в окружающем пейзаже исчезли. Солнечный свет придал всему янтарный оттенок. Тени на скалистой стене кратера стали пурпурными. На востоке все еще клубился туман, укрываясь от солнечного света, но на западе небо было голубое и чистое. Значит, я долго пролежал в обмороке.

Мы находились уже не в пустоте, а в атмосфере. Очертания предметов вырисовались отчетливей, резче и разнообразней, за исключением рассеянных полос белого вещества, — но не воздуха, а снега; пейзаж уже не походил на арктический. Всюду расстилались ярко освещенные Солнцем широкие ржаво-бурые пространства голой изрытой почвы; кое-где по краям снежных сугробов блестели лужи и ручьи, которые одни только оживляли мертвый пейзаж. Солнечный свет проникал к нам в два отверстия и превратил наш климат в жаркое лето, но ноги наши оставались еще в тени, и шар лежал на снежном сугробе.

На скате нерастаявшего сугроба виднелись разбросанные сухие ветки такой же бурой окраски, как и скала. Это заинтересовало меня. Ветки! В мертвом мире! Но когда я пригляделся к ним, то заметил, что вся лунная поверхность покрыта волокнистым покровом, похожим на ковер из опавшей бурой хвои под стволами сосен.

— Кавор! — воскликнул я.

— Что?

— Теперь это мертвый мир, но раньше…

Внимание мое было привлечено другим: я заметил между опавшими иглами множество маленьких кругляшей, и мне показалось, что один из них шевелится.

— Кавор, — прошептал я.

— Что?

Я ответил не сразу. Я пристально смотрел, не веря своим глазам. Потом издал нечленораздельный звук и схватил Кавора за руку.