Первые люди на Луне. Пища богов

Он был не очень удивлен, ведь он сам ее разыскивал; и все же сердце его колотилось. Он медленно подошел к ней, не сводя глаз с ее лица.

– Вы – принцесса, – сказал он. – Отец мне говорил. Та самая принцесса, которой давали Пищу богов.

– Да, я принцесса, – ответила она в изумлении. – А кто же вы?

– Я – сын того человека, который создал Пищу богов.

– Пищу богов?!

– Да.

– Но… – Она смотрела недоуменно и растерянно. – Как вы сказали? Пища богов? Не понимаю.

– Вы о ней не слыхали?

– О Пище богов? Никогда!

Ее вдруг охватила дрожь. Краска сбежала с лица.

– Я не знала, – сказала она. – Неужели…

Он молча ждал.

– Неужели есть и другие… великаны?

– А вы не знали? – повторил он.

И она ответила, изумляясь все больше:

– Нет!

Весь мир словно перевернулся, и весь смысл бытия стал для нее иным. Ветвь каштана выскользнула у нее из рук.

– Неужели, – повторила она, все еще не понимая, –

неужели на земле есть еще великаны? И какая-то пища…

Ее изумление передалось ему.

– Так вы и правда ничего не знаете? – воскликнул он. –

И никогда не слыхали о нас? Но ведь через Пищу богов все мы связаны с вами узами братства!

Глаза, обращенные к нему, все еще полны были ужаса.

Рука поднялась к горлу и вновь упала.

– Нет, – прошептала принцесса.

Ей показалось, что она сейчас заплачет, лишится чувств. Но еще через минуту она овладела собой, мысли прояснились, и она снова могла говорить.

– От меня все скрывали, – сказала она. – Это как сон.

Мне… мне снилось такое не раз. Но наяву… Нет, расскажите, расскажите мне все! Кто вы? Что это за Пища богов?

Рассказывайте не спеша и так, чтобы я все поняла. Почему они скрывали, что я не одна?

«Расскажите», – попросила она, и молодой Редвуд, волнуясь до дрожи, принялся рассказывать – поначалу путано, бессвязно – о Пище богов и о детях-великанах, разбросанных по всему свету.

Постарайтесь представить их себе: раскрасневшиеся, растревоженные, они старались понять друг друга, пробиться сквозь недомолвки, повторения, неловкие паузы и постоянные отступления; это был удивительный разговор, девушка пробудилась от неведения, длившегося всю ее жизнь. Постепенно она начала понимать, что она вовсе не исключение среди людей, но частица братства тех, кто вскормлен Пищей и навсегда перерос ограниченных пигмеев, копошащихся под ногами. Молодой Редвуд говорил о своем отце, о Коссаре, о Братьях, раскиданных по всей стране, о той великой заре, что занимается наконец над историей человечества.

– Мы в самом начале начал, – сказал он. – Этот их мир –

только вступление к новому миру, который будет создан

Пищей. Отец верит – и я тоже, – что настанет время, когда для человечества век пигмеев отойдет в прошлое, когда великанам будет вольно дышаться на земле. Это будет их земля, и ничто не помешает им творить на ней чудеса – чем дальше, тем поразительнее. Но все это впереди. Мы даже еще не первое поколение, мы – всего лишь первый опыт.

– И я ничего этого не знала!

– Порой мне начинает казаться, что мы появились слишком рано. Конечно, кто-то должен быть первым. Но мир был совсем не готов к нашему приходу и даже к появлению менее значительных гигантов, которых породила

Пища. Были и ошибки и столкновения. Эти людишки нас ненавидят… Они жестоки к нам потому, что сами слишком малы… И потому, что у нас под ногами гибнет то, что составляет смысл их существования. Так или иначе, они нас ненавидят и не желают, чтобы мы были рядом, – разве что мы сумеем опять съежиться и стать такими же пигмеями –

тогда, пожалуй, они нас простят…

Они счастливы в домах, которые нам кажутся тюрьмой; их города слишком малы для нас; мы еле передвигаемся по их узким дорогам и не можем молиться в их церквах.

Мы не замечаем их заборов, оград и охранительных рогаток, а иногда нечаянно заглядываем к ним в окна; мы нарушаем их обычаи; их законы – это путы, которые не дают нам шагу ступить…

Стоит нам споткнуться, как они поднимают страшный крик; и это всякий раз, как только мы нарушим установленные ими границы или расправим плечи, чтобы совершить что-нибудь значительное.

Наш малейший шаг кажется им безумным бегом, а все, что сами они считают великим и достойным удивления, в наших глазах – детские игрушки. Их образ жизни, их техника и воображение мелки, они связывают нас, не дают применить наши силы. У них нет ни машин, достаточно мощных для наших рук, ни средств удовлетворить наши нужды. Мы – как рабы, скованные тысячами невидимых цепей. Встреться мы лицом к лицу – любой из нас в сотни раз сильнее любого из них, но мы безоружны; самый наш рост делает нас их должниками; на их земле мы живем, от них зависит наша пища и крыша над головой; и за все это мы платим своим трудом, орудуя инструментами, которые делают для нас эти карлики, чтобы мы удовлетворяли их карликовые причуды…