– Ох, кажется, она волнуется о Салли, потому как это ее первая поездка в школу-пансион, а Салли отписывает такие странные короткие и сухие письма, – произнесла миссис Риверз. – А я показала миссис Хоуп некоторые из
– Я передам ей, – пообещала Дэррелл, крайне обескураженная. – Но, мамочка, милая, Салли чересчур странно реагирует на все это. Она искренне и открыто заявила мне, что у нее нет сестер, и впала в ярость, когда я завела речь о ее маме. Сказала, что лезу не в свое дело, ну и все такое.
– Вот те раз – но, быть может, она пошутила? – предположила миссис Риверз, тоже немало обескураженная. – Салли
– Уже впадала в ярость? – поинтересовался отец Дэррелл, лукаво посмотрев на дочь. Дэррелл покраснела:
– Ну, всего раз, – ответила она. – Но после я дала себе зарок, что этого больше не будет!
– Ох, Дэррелл, надеюсь, за этим не последовало ничего плохого, – забеспокоилась мама.
Эмили ответила вместо Дэррелл:
– Да она просто отвесила самой несносной девочке в школе пару хороших тумаков, когда мы были в бассейне! Звук от них можно было услышать аж в самих Башнях!
–
– Знаю. Это было ужасно с моей стороны, правда? Но я не собираюсь снова так поступать. С тех пор я очень старательно держу себя в руках.
– Нам всем
И все участники беседы рассмеялись. Дэррелл почувствовала себя настолько счастливой, что у нее не было сомнений – она больше никогда в жизни не потеряет над собой контроль! И какая жалость, что такой день, как этот, скоро закончиться!
И вот он подошел к концу. Примерно в шесть вечера с аллеи донеслось фырчанье автомобилей, начинающих отъезжать от школы, а девочки неистово махали им на прощание. Один за другим, автомобили родителей отбывали, а оживленные переговоры затихали. Девочки направились по общим комнатам, чтобы обсудить события дня.
После чего Дэррелл вспомнила о послании для Салли Хоуп. Она внимательно осмотрела общую комнату. Салли здесь не было. И где же она? Да она, кажется, постоянно где-то пропадает!
– А где Салли Хоуп? – спросила Дэррелл.
– Мне казалось, что она в одной из музыкальных комнат, – ответила Кэтрин. – Бог его знает, почему она вдруг решила попрактиковаться сегодня, когда все освобождены от занятий!
– Пойду и найду ее, – сообщила Дэррелл и вышла из комнаты. Она направилась в кабинет музыки, где девочки упражнялись каждый день. Такие кабинеты были очень крошечными – всего лишь фортепиано, скамеечка для инструмента и стул учителя.
Звуки музыки доносились из двух таких каморок. Дэррелл заглянула в одну из них. В ней сидела Ирен, что-то негромко наигрывая для себя. Она даже не обратила на девочку внимания. Дэррелл улыбнулась и прикрыла дверь. Действительно, Ирен была просто без ума от музыки!
Девочка подошла к следующей из комнат, с доносящимися оттуда звуками музыки. В отличии от упоительной мелодии Ирен, эта музыка была другой: исполняемые упражнения были простыми, для одной руки, но повторялись снова и снова, и почти раздражающе.
Дэррелл отворила дверь. Да, Салли действительно была здесь. Отлично. Дэррелл вошла и прикрыла за собой дверь. Салли развернулась и насупилась:
– Я занимаюсь, – отрезала она. – Иди отсюда.
– Что с тобой? – поинтересовалась Дэррелл, почти сразу же почувствовав негодование. – Тебе нет нужды так грубо затыкать меня. Я целый день пыталась найти тебя. Моя мама хотела поговорить с тобой.
– А вот я не хотела с ней говорить, – отозвалась Салли и вернулась к повторению своего вызывающего раздражение экзерсиса, неровного и изменчивого.
– И
Ответа не последовало. Выше и ниже, выше и ниже – именно так перебирали пальцы Салли ноты, уже громче, чем прежде. Дэррелл впала в бешенство.
– Хватит играть! – крикнула она. – Прекрати так невоспитанно себя вести! Да что с тобой твориться!