Первые. Наброски к портретам (о первых секретарях Краснодарского крайкома ВКП(б), КПСС на Кубани)

Дуб — отец с высоты своего роста иногда пытался разглядеть сквозь гущу веток своего маленького сына и, когда ему это удавалось, он, стараясь не выдать свою нежность, любовался малышом. Ему хотелось обнять сына. Дубок был совсем рядом. Одной из нижних веток, длинной и мощной, можно было бы достать его, притянуть к себе, объяснив родительское объятие шалостью несерьезного ветра. Но ветер не шалил, он дул и дул, и отец — великан вынужден был бороться.

Дубок тоже думал об отце и, несмотря на то, что был еще совсем маленький, почти несмышленыш, он чувствовал, что отец хочет его приласкать и ободрить, защитить от ветра. Иногда, особенно по ночам, дубок грустил. Ему хотелось быстрее вырасти, чтобы стать наравне с отцом, и он с тревогой отсчитывал ночи и радовался каждому утру: ведь он на целый день становился старше. С братьями он не общался, они были далеко, но родственное чувство брало верх: когда дул несильный и добрый ветер, он разрешал сорвать маленький листок и, словно привет, передать братьям.

Отец никогда не делал ему замечаний и лишь одобрительно кивал головой.

Дубок хотел знать, как рос и жил отец, но не торопил его с рассказом. Дубы живут долго, и он надеялся, что придет время, когда отец, оставив повседневные заботы, поведает о своей большой и, как казалось дубку, необычной жизни.

Однажды дубок выдержал первое испытание. Он видел, как в ясный день в лес неслышной походкой вошел человек, судя по костюму — охотник, и, отступив от отцовских корней, принялся, озираясь по сторонам, копать яму. Его одежда, пропахшая лесом, касалась дубка, он даже чувствовал незнакомый и резкий запах, напоминающий запах очень старых и гниющих корней смертельно больных деревьев. У дубка закружилась голова, и он постарался не думать о далекой старости. Охотник, вытерев ладонью пот со лба, воткнул небольшую ржавую лопату прямо у молоденького тельца дубка. Дубку от боли хотелось закричать, но, смущаясь отца, он только тоненько вскрикнул. Человек оглянулся и, вздохнув, бросил окурок прямо у корня дубка. Нет, огонь не повредил нежную кожу, лишь задымилась высохшая от недостатка света трава. И это напомнило дубку о лесном пожаре, случившемся как раз накануне его дня рождения.

«Трава даже не вскрикнула, — с укоризной закачал маленькими ветками дубок. — Что подумает отец, скажет: «Хлюпик, жалуется…»

Охотник продолжал копать, почти касаясь корней, и дубок с любопытством наблюдал за ним, не чувствуя ударов лопатки.

«Надо спросить у отца, — серьезно подумал дубок, — почему земля так необычно вкусно пахнет. Разве сравнить с запахом этого грубияна — охотника. Да и больно ей, матушке, вон сколько наворочал!»

Глухо стукнула лопатка. Устав, охотник с остервенением рубил корень. Корень был толстый, мощный, а удары — не очень сильные, и можно было терпеть, но, не сопротивляясь, умирать не хотелось. Изловчившись, собрав все силы, корень больно ударил охотника по руке.

— Вот чёрт! — сев на сырую, пахнущую необычайно вкусно землю, выругался охотник.

Отец — дуб даже вида не подал. Он лишь плотнее сомкнул крепкие ветви, как делал всегда, защищаясь от солнца. У взрослого дуба уже болели глаза, и дубок иногда видел, что отец таким образом скрывал от него болезнь. И все‑таки сверху прямо на маленький листок дубка упала капля. Почему‑то она была соленая и, как показалось дубку, удивительно знакомой.

«Наверное, дождинка упала с неба, — подумал он».

Охотник был настойчив, он, отбросив в сторону толстый корень, продолжал терзать землю. Дубку хотелось, чтобы земля падала возле него, на еще молоденькие неокрепшие корни, он готов был ощутить её желанную тяжесть. И в самом деле, охотник, неуклюже повернувшись в яме и отчего-то выругавшись, начал бросать землю своей ржавой лопаткой прямо к тоненькому стволу деревца. Дубок в упор рассматривал охотника, стоящего по пояс в земле: его небольшие прищуренные глаза, тяжелые мешки под глазами, небритое лицо. Дубок впервые так близко видел человека. Он казался ему маленьким и незаметным среди дубов — великанов.

«Он почти такого же роста как я, — по детски засмеялся дубок, — ведь он стоит в яме и оттого кажется еще меньше». Впрочем, он видел и раньше людей.

Как раз накануне праздника, когда птицы начинают вить гнезда, неожиданно ударил гром. Он был настолько оглушительным, что от страха дубок зажмурился, ему захотелось побежать к отцу и мокрыми листочками прижаться к его крепкому, кое — где поросшему седым мхом стволу.

В двух случаях у него появлялось это желание: когда он грустил, думая о далекой старости, и когда становилось страшно, особенно по ночам, — какой‑то медведь, охотясь, уже дважды наступал на него, едва не изломав. Гром ударил еще раз, и затряслась земля, даже показалось, что она застонала, силясь удержать на себе множество деревьев — великанов, не говоря уже о таких маленьких, как дубок.