Винценгероде весь расцвел от радости и не мог сдержать обуревавших его чувств. Первоначально Фердинанд Фёдорович решил, что его отправляют в отставку или просто отсылают в свиту государя, раз с его запасными командами покончено.
«Да, начинаются настоящие серьёзные дела, — продолжал Барклай, — и я отдам под ваше начало четыре казачьих полка и драгунский полк, но это так для начала, будет потом ещё прибавление. Ну что, довольны?»
Ещё бы! Как тут можно было быть не довольным. Винценгероде со свежими силами направили в тыл наступающего противника, дабы перерезать его коммуникации и перехватывать секретных его курьеров. О подобном можно было только мечтать.
«Ну, всё, — закончил Барклай свою речь, — я заготовлю приказ, а денёчек или даже пару дней отдохните и где-то 21-го приступайте к новым своим обязанностям».
Но Винценгероде медлил, не уходил. В глазах его читался новый вопрос.
«Ах да! — Барклай хлопнул себя по узкому, клинкообразному лбу необычайно узкой сухой своей ладонью, — Связь! Наиважнейшая вещь. Со мною будете держать регулярную связь чрез казачью летучую почту, но этого совершенно недостаточно. Государь хочет, дабы вы ещё напрямую сносились с ним и постоянно. Так что между летучим корпусом и Петербургом постоянно будут носиться фельдъегеря. Задания вам буду давать я, а вот отчитываться вы будете пред государем. С Богом, генерал! Ступайте. Как только будет готов приказ, я призову вас снова».
Кажется, Винценгероде не ушёл из кабинета Барклая, а улетел из него на крыльях.
В самом деле, начиналось настоящее и полностию самостоятельное дело, опасное, очень непростое, но именно настоящее, о коем можно было только мечтать дело, требовавшее исключительного ума, особой сообразительности и едва ли не ежечасной дерзости и неустрашимости.
Барклай впоследствии вспоминал: «Я поручил генералу Винценгероде начальство над войсками, собранными между Поречьем и Духовщиной. Он обязан был прикрывать с сими войсками дорогу к Духовщине и Белой, освободить Велижский уезд от набегов неприятеля и наблюдать за ними в Поречье, Сураже и Витебске».
Приказ был готов уже на следующий день, потом спешно были подобраны для летучего корпуса Винценгероде четыре казачьих полка плюс два конных орудия и плюс Казанский драгунский полк. Корпус был сформирован, и 21-го приказ был подписан Барклаем.
И уже 21 июля Фердинанд Фёдорович вместе со штаб-офицерами своими, полковником Александром Бенкендорфом и ротмистром князем Сергеем Волконским, собрал первый военный совет своего партизанского соединения. Обращаясь к командирам полков, барон сказал:
«Господа офицеры! Государь получил нам наиважнейшее дело. И даже не одно. Перечислю сейчас по порядку. Ловить вражеских курьеров. Всеми мерами затруднять снабжение войск неприятеля пропитанием, одеждой, вооружением. Фураж отбирать или уничтожать. Вообще перерезать коммуникации противника. Тыловую жизнь его превратить в форменный хаос. Тогда любое выступление врага захлебнётся. Но это не всё, господа офицера. Есть ещё одна довольно-таки неприятная проблема. Это мародёры, которые, к великому огорчению моему, действуют не только с вражеской стороны. Народ русский горой встал супротив супостата, но встречаются и крестьяне, которые, увы, в отсутствие сбежавших господ своих, грабят поместья. Редко, но встречаются. У меня есть неопровержимые доказательства безобразного сего обстоятельства. Михайла Богданович также осведомлён об этом. Предупреждаю: всех без исключения мародёров уничтожать, вне зависимости от их происхождения. Без малейшей пощады».
Командирами собравшихся полков (четырёх казачьих и одного драгунского) эта речь была не просто услышана, но и по-настоящему принята к сведению (скорое будущее доказало это вполне).
Да, был приглашён ещё генерал-майор Евгений Иванович Оленин и ротмистр Александр Дмитриевич Лесли — в качестве представителя этого выдающегося по своему военному патриотизму семейства.
Потом генерал-адъютант Винценгероде раздал присутствующим письменное распоряжение Барклая, в коем, в частности, было сказано следующее:
«Сей отряд иметь должен в виду истребление всех неприятельских партий. Необходимо брать пленных и узнавать, кто именно и в каком числе неприятель идёт, открывая об нём сколько можно».
Так, собственно, и началась партизанская война 1812 года.
Ни Кутузов, ни Денис Давыдов не имели к этому началу ровно никакого отношения.
Винценгероде и два его штаб-офицера: Бенкендорф и Волконский — вот эти трое богатырей, стоящих у самых истоков партизанского движения 1812 года.
Быстро, даже стремительно сформированный корпус Винценгероде тут же ринулся в направлении Витебска, откуда выступала «Великая армия», но ринулся не для того, чтобы ударить в лоб, а чтобы зайти сбоку и разрушать тылы, дезорганизовывая их.