Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта

Наполеоновскому маршалу, графу Гувьон Сен-Сиру, между прочим, одолевшему Витгенштейна у Полоцка 7 августа 1812 года (за это сражение он как раз и получил маршала), принадлежат четырёхтомные мемуары «Memoires pour servir à l’histoire militaire».

И в них (а именно — в третьем томе) автор, в частности, приводит реальные примеры того, как русские партизаны нападали не только на обозы неприятеля, но даже и на собственные отступающие войска.

Страшные слова!

Да, партизанских отрядов было тогда множество (в одной Смоленской губернии не менее пяти десятков), и были они разные; может, некоторые из них и напоминали порой разбойничьи шайки — кто знает?!

Я лично об этом судить никоим образом не берусь и не решусь! Но не упомянуть мемуаров наполеоновского маршала Гувьон Сен-Сира и сообщаемых там фактов касательно некоторых особенностей партизанской войны, мне кажется, нельзя.

А возможно, кстати, было и так, что граф Гувьон Сен-Сир принял за партизанский отряд одну из разбойничьих шаек, коих тогда развелось немало. Как же ему было отличить партизан от разбойников — ни те, ни другие ведь форменной одежды не носили!

Так что граф Гувьон Сен-Сир вполне мог и ошибиться, не разглядеть, кто есть кто.

А вот что совершенно очевидно для меня в связи с темой «Партизаны и мародёры».

На абсолютной этической высоте находились в 1812 году (в первый, добородинский период военной компании) отряд четырёх братьев Лесли, по сути — самых первых ополченцев той войны, и летучий корпус, который возглавлял генерал-адъютант, барон Винценгероде и два его заместителя — полковник Александр Бенкендорф, именно за партизанские заслуги свои и произведённый в генерал-майоры, и ротмистр Сергей Волконский, также потом ставший генерал-майором.

Последние были не просто храбрейшие, но ещё и честнейшие штаб-офицеры (твёрдость их моральных принципов была необычайно высокой пробы): настоящие винценгеродовцы. Да, впоследствии их пути решительно разошлись и даже как будто в диаметрально противоположные стороны. Но каждый из них в русле своих идей и действий всегда оставался самым несомненным рыцарем, прошедшим в своё время (а именно — в опаснейшем 1812 году) партизанскую выучку у Винценгероде.

Вообще, нам ещё не раз придется говорить о рыцарстве, как о том реальном механизме, который определял едва ли не все помышления и действия генерал-адъютанта, барона Фердинанда Фёдоровича Винценгероде.

Надо всё же признать, что великим полководцем барон всё-таки не был, хотя дрался весьма удачно, но он был великим человеком.

Делая успешную карьеру, Винценгероде одновременно проявлял свой высокий патриотизм. То был совершенно искренний патриотизм по отношению к стране, вступившей в единоборство с поработителем Европы Бонапартом.

А монарх этой страны был не только патроном Винценгероде, но и другом его, что ещё более усиливало ту ответственность и ту самоотверженность, с коими барон сражался в 1812 году, ловя вражеских курьеров, убивая мародёров и перерезая вражеские коммуникации. Он буквально рассеивал вокруг себя патриотизм, стойкость, воинственность, побуждая смолян к противостоянию нагрянувшим захватчикам.

Так что императору Александру Павловичу явно не пришлось жалеть, что он назвал Винценгероде личным своим другом, коему он особо и безусловно доверял.

Глава вторая. Генерал-адъютант Винценгероде и российское дворянство в 1812 году

Итак, 12 октября (по другим сведениям, 13-го) подполковнику Энгельгардту объявили приговор. 15 октября он был расстрелян, уже перед самой казнию в очередной раз отказавшись от предложения перейти на французскую военную службу.

Примерно в эти же самые дни был совершен на Руси ещё один рыцарский подвиг.

9 октября неустрашимый генерал-адъютант Винценгероде — он, кстати, в этот день был награжден орденом святого Александра Невского — решительно приблизился к самой Москве (до того его отряд закрывал дорогу неприятелю на Петербург).

Винценгероде ввязался в кавалерийскую стычку между Петровским замком и Тверскою заставой, опрокинул французов и взял в плен 400 человек. А 10 октября он дерзко проник в город, хотя и был предупрежден об крайней опасности этого дела. Он и сам знал об опасности, но ему сообщили, что французы сделали подкопы в Кремле и собираются его взорвать. Этого пылкий генерал-адъютант допустить никак не мог. И ринулся в самый центр города, спасать святыни, мощи похороненных там угодников.

Но были у Винценгероде тут ещё дополнительные соображения. Основные силы неприятеля уже покинули Москву, но там оставался ударный отряд. Вот Винценгероде и хотел усыпить его бдительность, отрезать ему путь отступления.

Так или иначе, он в сопровождении трубача и своего адъютанта дерзко поехал прямо к генерал-губернаторскому дому на Тверскую, где и был арестован, ибо французы отказались признавать в нём парламентёра.

Сей благороднейший порыв, сей романтический подвиг во славу спасения российских святынь мог закончиться трагически для Винценгероде, но уже 21 октября Кремль был отбит казаками.