Первые радости (Трилогия - 1)

Цветухин поднял голову к часам над буфетом:

- Минут сорок еще осталось.

Они велели подать нежинской рябиновой с пирожками и закурили.

Прошел мимо жандарм в шинели до пола, звеня шпорами и волоча за собой струю суконно-керосинового запаха. Пастухов пофыркал носом, озорно перекрестил себя чуть повыше живота:

- Пронеси, господи!

Все трое засмеялись и разобрали налитые официантом рюмки.

- В таких случаях, - заговорил Пастухов, выпив, - принято оглядываться назад и, что называется, извлекать уроки. Какие вы чудесные мужики! Жалко прощаться. Знаете, ведь я прожил с вами время, достаточное, чтобы родиться человеку. Вместе прошли по самому краешку пропасти и не свалились. Можно сказать - убедились, что чудеса бывают. Но понимаем ли мы себя больше, чем понимали до этого чуда?

- Понимать - мало, - сказал Мефодий.

- Умница, - одобрил Пастухов. - Понимать - мало, но понимать надо. Иногда, в эти месяцы, я слышал дуновение черных крыл за своим затылком. Я спрашивал себя: за что же меня хотят столкнуть в яму? И мог ответить только одним словом: случайность. Потом беда миновала. Спину мою, как в детстве, овевает крылами бабушкин ангел-хранитель. Я спрашиваю себя - за что такая милость? И опять отвечаю: случайность. И вот я смотрю на нас троих и думаю: внутри у нас бродят какие-то непонятные нам реактивы. Соединились одни - и получились у тебя, скажем, Егор, твои летающие бумажки или твоя скрипка. Соединились бы другие - и ты стал бы раздавать на берегу прокламации. Случайность.

- Выходит, я и актер по случайности? - спросил Егор Павлович довольно мрачно.

- В самом деле! - уязвленно поддержал Мефодий.

- Не в том дело, что ты актер, я драматург, а вот он певчий.

- Почему вдруг певчий? - обиделся Мефодий.

- Ну, не певчий, а семинарист. Это не важно. Важно - ради чего мы поем на все лады нашими козлетонами?

- Ну? - строптиво подогнал Мефодий.

- То-то что - ну! Довольно разыгрывать оскорбленного. Налей лучше.

Они выпили и, прожевывая пирожки, опять молча полюбовались друг другом, понимая, что в эту минуту их не может разъединить никакая размолвка.

- У всех у нас, - продолжал Пастухов, - выпадают дни, когда с утра до вечера ищешь, что бы такое поделать? И то за стихи возьмешься, то к приятелю сходишь, то с какой-нибудь барынькой поваландаешься. Глядишь пора на боковую. Иногда я боюсь, что так и состаришься. А где-нибудь неподалеку от нас кто-нибудь делает наше будущее. Сквозь дикие дебри, весь изодравшись, идет к цели.

Он приостановился, глянул в окно, добавил:

- Какой-нибудь испорченный мальчик.

- Совесть - когтистый зверь! - улыбнулся Цветухин.

Он тоже повернул лицо к окну.

Начался легкий снегопад, из тех, какие бывают в тихий день, когда редкие снежинки будто раздумывают - упасть или не упасть, и почти останавливаются в прозрачном воздухе, висят, словно потеряв на секунду вес, а затем неуверенно опускаются на землю, уступая место таким же прихотливым, таким же нежным.

- Я об этом думал, - неторопливо сказал Цветухин. - Мне казалось, что мы переносили это наше глупое дело по обвинению и прочее так тяжело, знаешь, почему? Если бы нас привлекли не по ошибке, а поделом, за настоящее участие в деле, может, нам было бы легче, а?

- Как верно! - изумился Мефодий.

- Ошибка-то была, может, в том, что мы не занимались тем, в чем нас обвиняли?

Пастухов посмотрел на Егора Павловича испытующе, потом внезапно захохотал.

- Ну, это ты вошел в роль, актер! Переиграл! И вообще, - знаешь? - ты мне не нравишься. Это про тебя Толстой сказал, что у человека, побывавшего под судом, особенно благородное выражение лица!

Смеясь, они еще налили, и Пастухов поднял рюмку выше, чем прежде.

- Мы слишком много, друзья, участвуем в жизни сознанием. Я хочу выпить за то, чтобы поменьше участвовать в ней сознательно и побольше физически!

Мефодий первый опрокинул за это пожелание, но, крякнув после выпитого, спросил глубокомысленно:

- Это в каком же, однако, смысле?

- Это в том, семинарист, смысле, что все мы - байбаки, понял? Байбаки! Насколько было бы все благороднее, если бы эти месяцы мы находились в кругу хороших женщин. Ведь вот я по лицу твоему постному, Егор, вижу, как тебе недостает возвышающего, прекрасного созданья!

- Почему же ты полагаешь - недостает? - что-то слишком всерьез спросил Цветухин.

- Именно, - сказал Мефодий, - зачем же так опрометчиво полагать?

Пастухов отставил невыпитую рюмку. Взгляд Цветухина показался ему растерянным, даже напуганным до какой-то суеверности.

- Что-нибудь случилось?

- Именно, случилось, - подтвердил Мефодий со вздохом.

- Вернулась Агния Львовна, - быстро сказал Цветухин и неловко, будто извиняясь, улыбнулся.

- Что же ты молчишь? - привскочил и тотчас грузно сел Пастухов. - Как это возможно?

- Не хотелось портить настроение, - без охоты проговорил Цветухин, снова отворачиваясь к окну.