Первые шаги

— Правда, Катерина Максимовна! Революционное движение растет, как бы ни свирепствовали враги рабочего класса. По себе суди: сослали твоего мужа, а ты на его место встала, да еще двух борцов растишь, — ответил ей Ружин.

Хатиза в организации заменил его младший брат Карим, и он теперь приносил Кате книжки и листовки, сообщал о собраниях. Она настояла, чтобы ей поручили распространение прокламаций по городу.

— Все видят, как я каждый день тащусь через весь город с узлами грязного или чистого белья, хожу по купеческим домам. Никто и не подумает, что в узлах прокламации спрятаны, — убеждала Ружина Катя.

Собраний рабочих, на которых выступал «наш товарищ», Катя не пропустила не одного. Однажды после выступления он долго задушевно разговаривал с ней, расспрашивая, как живет с ребятами, как дети учатся…

— Пятерочники! — с гордостью сообщила Катя.

— В отца, значит, сыновья. Отлично свое дело делают, — похвалил приезжий революционер.

— За матерью пойдут — тоже хорошей сменой нам будут, — улыбаясь вставил Максим и рассказал, как заменяет Катя мужа.

— Это прекрасно, но будьте осторожны. Вы мать, и у детей больше никого нет, — серьезно предупредил сероглазый парень и крепко пожал ей руку.

У Кати будто силы прибавилось после этой встречи. Ведь о «нашем товарище» она много слышала еще от мужа.

Через год после ссылки Григория с товарищами Катю приняли в партию и поручили вести пропаганду среди женщин, живущих в железнодорожном поселке.

По-другому сложилась жизнь Пелагеи, жены Федота Мухина. Она сочувственно относилась к работе мужа, но мало в ней разбиралась. Жила весь век домашней хозяйкой, копалась по дому, но о куске хлеба ей не приходилось заботиться. И вдруг кормилец исчез… Здоровьем похвалиться Пелагея и раньше не могла, а убитая горем и совсем зачахла. Глядя па вагон, увозивший куда-то ее мужа, она думала с отчаянием:

«Кормить, одевать троих надо. Двое в школу ходят. Как же мы без него будем?..»

Вернувшись с вокзала, Пелагея сразу свалилась без памяти на пол, перепугав детей, а опомнясь, в голос завопила.

— Что ж делать-то теперь будем, сиротиночки мои?! — причитала она.

Дети вторили матери.

В этот момент зашла Катя со своими сынками.

— Да чтой-то ты выдумала — живых оплакиваешь, будто мертвых? — упрекнула она, обнимая хозяйку, — И ребят расстроила, Пелагеюшка! Вернутся наши муженьки, вот увидишь. Еще как жить-то будем…

Ласковая речь Катерины успокоила Мухину — одинаковое ведь у них горе. Ребята убежали на улицу, а матери вдвоем долго разговаривали о мужьях, о будущем. Так началась их дружба.

Товарищи не забывали Мухину, помогала ей и Катя, отрывая копейку от заработка, но главное было в том, что она поддерживала Пелагею своей неиссякаемой бодростью, подсказывала ей, как лучше с нуждой бороться: вместе они сажали огороды, готовили запасы на зиму… Мухина беспрекословно подчинялась подруге, часто прибегала к ней то за помощью, а то просто грусть развеять. Вместе они читали редкие письма мужей, а ответы писала одна Катя за обеих — Пелагея была неграмотна.

Сегодня Мухина пришла с большим горем: зима пришла, а среднему, Ванятке, обуть нечего, придется из школы взять.

— Где уж без отца учить! Гляди, по миру скоро пойдем, — говорила она, вытирая обильно льющиеся слезы.

— Слезами мы врагов будем радовать, а друзей печалить, — уговаривала Катя подругу, положив красную, распаренную руку ей на плечо. — Весь рабочий класс на борьбу поднимается, а мы с тобой разве не рабочие? Злости надо в себе больше копить, чтобы сильнее быть, бороться. Не будет того, чтобы кровопийцы век нашу кровь сосали! Добьемся своего! А Ванюшку из школы не бери. Мишуткины валенки возьмешь…

— А как же он-то будет? — перебила ее Пелагея.

— Недельку в Сашиных сапожках пробегает, крепкие еще и просторные. Портянки подмотает. А потом поклонюсь своей барыне, чтоб за работу вперед дала. Пусть пока тешится моими поклонами.

Пелагея поглядела на подругу полными слез глазами: что Григорий, что Катя — в беде никогда не оставят.

— Гладить да катать белье я приду помогать тебе, — пообещала она, поднимаясь.

— Приходи хоть завтра. Есть сухое. А валенки Сашутка вечером тебе принесет, — сказала Катя, провожая Мухину до дверей.

2

Ни в чем не оправдались надежды Плюхина: и Федулова в Омске не поймали, и Вавилову не удалось после разгрома деповской организации заставить рабочих идти за собой.

Уже месяца через три полицейские стали находить вновь прокламации — явно большевистские, и чем дальше, тем больше. Шпики донесли, что второго мая железнодорожники собирались за станцией и кто-то выступал с речью. Близко подойти не удалось — кругом стояли пикетчики.

А через две недели стало известно, что девятого возле озера Пестрого прошло собрание, на котором присутствовало четыреста человек и приезжий из Омска говорил дерзостные речи против правительства. Об этом рассказал один из участников собрания втершемуся в доверие шпику.