Первые шаги

Он сам отливал корпуса, а токарь Рогожин точил крышки. Заряжали самодельные бомбы слесари, они же выносили и готовые из депо — в корзиночках для продуктов. Наладившееся было производство сорвалось из-за непредвиденного несчастного случая. У одного из слесарей бомба нечаянно взорвалась в инструментальном ящике. Особых последствий это не имело. Пока администрация вызвала полицию, рабочие уничтожили все следы, но обыски продолжались еще долго, и от производства бомб в депо пришлось отказаться.

— Мы этих дурней отучим лазить по ящикам, — сказал Котлицын. — Приносите, ребята, картошку покрупнее. Испечь можно у литейщиков, будут им горячие бомбы.

Рабочие долго хохотали над затеей и действительно не раз ловили полицейских на такой немудрый трюк.

Положив горячую картошку в инструментальный ящик, хозяин громко кричал:

— Ой, никак бомба!

Полицейский, дежуривший у входа, кидался на крик, не разобравшись, хватал горячую картошку и тут же ронял ее на пол. Рабочие, изображая крайнюю степень испуга, кидались к выходу с криком:

— Сейчас взорвется!

После нескольких таких комедий посты сняли. Но против дальнейшего производства бомб в депо решительно возражал Ружин. Как раз в это время рабочие выследили провокатора, подсунутого с вновь принятыми на место высланных.

Рябой, нескладный парень, видно, еще не имел опыта и уже на второй день в темном уголке принялся нашептывать полицейскому. Его выжили немедленно: накинув мешок на голову, вывезли на тачке и выкинули в помойку, как Никулыча. Больше он в депо не явился.

— Поймите, товарищи, этого дурака, может быть, нарочно послали на провал, чтобы вы больше не опасались, а настоящий провокатор, возможно, остался в каком-нибудь цехе, — говорил Максим на заседании комитета, когда Котлицын предложил снова делать бомбы. — Надо беречь кадры, чтобы не ослаблять революционную работу, это сейчас главное.

С ним согласились. Решили другое: возобновить в Кривозерном печатание прокламаций и листовок, там есть свои люди — высланные слесари.

— Революционное движение временно пошло на спад. Но здесь, в нашей глуши… Как бы вам объяснить… — Ружин помолчал, задумавшись. — Вот, скажем, так: когда на море бушует буря, — заговорил он медленно, словно подыскивая слова, — то всегда затихает сначала в центре шторма, а по краям еще долго колышутся мелкие волны. Так и у нас еще ощущаются отзвуки революционного подъема, как запоздалое волнение в отдаленных краях моря. Понимаете?

Котлицын утвердительно кивнул.

— Число сочувствующих нам растет, и мы должны это использовать, чтобы ко времени нового подъема не отстать, вовремя включиться, — продолжал уже уверенно Ружин. — Нужно расширять разъяснительную работу и в первую очередь найти дорогу к солдатам Петропавловского гарнизона — ведь целый полк! В Тюмени вон, сообщает Хатиз, среди солдат пропаганда поставлена хорошо…

Недели через две из села привезли в мешках с картошкой первые листовки, отпечатанные на гектографе. «Картошку» купили Потапова с Мухиной, а распространяли и реалисты и гимназистки.

Среди листовок была одна, содержащая обращение к солдатам:

«Товарищи солдаты! Царь и его правительство, издав амнистию, обманули народ и вас. В этой амнистии говорилось, что они дали свободу слова, печати и т. д. Где эти обещания? За что вы воевали на фронтах, оставили своих братьев убитыми, искалеченными? Тысячи вдов, сирот — вот вам результат войны, „свободы“.

Не забывайте прошлое, товарищи солдаты, будьте наготове, крепко держите в руках винтовки и больше не доверяйте царю, генералам, офицерам.

Скоро наступит время — и сам народ пойдет вместе с вами в бой против всех обманщиков, царя и его правительства.

Подпольный комитет РСДРП(б)»

Распространить листовки среди солдат Петропавловского гарнизона взял на себя брат Хатиза — Карим.

— У меня там есть дружок, — пояснил он Ружину. — Серьезный паренек давно зарекомендовал себя дисциплинированностью и ловкостью.

Этой зимой самым тяжелым ударом для подпольщиков явилось убийство члена партии учительницы Раисы Бенцон.

Среди учителей города прогрессивно настроенных было немало. Многие из них сочувственно относились к революционерам и даже оказывали помощь в виде предоставления квартиры или хранения литературы, запрещенной цензурой. Но Рая первая вступила в подпольную революционную организацию. Ввел ее Вавилов, с которым она вначале очень дружила, но после разгрома меньшевиков Ястребовым Рая выступила на собрании и заявила открыто, что отныне она большевичка. Дружба ее с Константином порвалась.

Убийство было совершено уже перед самой весной. Труп девушки обнаружили утром в железнодорожном рабочем поселке. Негодяи удушили Раю, по-видимому подкравшись сзади и накинув веревку на шею.

Всем было понятно, от чьих рук погибла Рая, да черносотенцы и не скрывали, что это дело их рук.

— Пусть еще какая сунется в большаки! — умышленно коверкая слово «большевики», говорили они. — Веревок для всех хватит…

Но по распоряжению Плюхина полиция два месяца таскала на допрос жителей поселка, железнодорожников, якобы разыскивая убийц молодой учительницы.