Первые шаги

— Иду мимо вас, да вдруг вспомнила, что сват велел сказать, когда Федор приедет, — говорила Прасковья и не заметила, что оговорилась.

Наталья и виду не подала, услышав «сват», что гостья раньше времени поторопилась в родню влезть.

— Всегда тебе рады, Прасковья Петровна, с делом или проведать нас зайдешь, — медовым голосом отвечала она.

Справилась о здоровье Аксюты.

— Слава богу, цветет! Чтой-то тебе в голову, Натальюшка, пришло? — обеспокоенно спросила Прасковья. Уж не порочит ли кто ее дочь?

Наталья весело рассмеялась.

— Павка наш ходит повеся нос. Аким сказывал — за то, что Аксюта давно на посиделки не приходит.

— Да ткет холсты все, вот и не ходила никуда, — облегченно вздохнув, сообщила Прасковья.

Мирная женская беседа текла не прерываясь до чая и за чаем. Петр Андреевич задерживался, и Наталья позвала за стол свекровь — у старух разговора хватит хоть до вечера. Уйдет, а вдруг папанька рассердится?

Прасковья и впрямь пыталась было встать из-за стола, но Наталья и слышать об уходе гостьи не хотела.

— В кои веки зайдешь, да и то спешишь скорей уйти. Маленьких дома нет, за отцом дочки походят. Тебе сейчас только и погостевать: отдашь Аксюту замуж — поневоле спешить придется, — уговаривала она Прасковью.

Услышав шаги свекра в передней, Наталья вышла навстречу.

— У нас Прасковья Карпова. Устала держать уж… Федор приехал, — шепнула она.

— Умница Натальюшка! — погладил свекор сноху по крутому плечу. — Принеси наливочки. Угости-ко получше. Пусть еще посидит, пока я схожу к Федору, — приказал он.

Наталья легкой птицей порхнула от него в боковушку.

— Здорово, Прасковья Петровна! Давно не видались, — входя в горницу, заговорил Петр Андреевич мягким воркующим тоном, каким он говорил, когда хотел улестить собеседника.

— Засиделась я у вас. Хотела на минутку зайти — сказать тебе, что Федор Палыч вернулся…

— И не пущу, пока не выпьем наливочки! Уж такова-то сладка да приятна! — перебила ее Наталья, появляясь с большой бутылью в руках. — Намедни Аким привез из города, а я, дура, и забыла про нее… — Продолжая болтать, она поставила на стол стаканчики, налила густой вишневой наливкой и пододвинула всем.

— Ну вот и я с вами выпью за благополучное возвращение моего дружка Федора Палыча, — засмеялся окающим смехом хозяин, поднимая стакан.

Все выпили.

— Дома ли Палыч-то? — спросил Мурашев гостью.

— Дома. Он за Егором да Кирюшкой девчат послал. О посеве поговорить хочет.

— Вот хозяин — так хозяин! Апрель только на двор, а он уж пахать готовится, — с одобрительной улыбкой произнес Мурашев и вновь налил стаканы.

— Да чтой-то ты? И с одного у меня голова закружилась, — отнекивалась гостья.

— Сие и младенцы приемлют. Нельзя без пары жить, Петровна, ни старым, ни молодым, — настаивал весело Петр Андреевич.

Ниловна хотела отодвинуть свой стакан, но он не дал:

— Хозяйка должна выпить, гостье дорогу показать!

Когда с шутками и прибаутками выпили по третьему стакану и Наталья, обняв за плечи гостью, затянула: «На серебряной реке, на златом песочке…» и к ней присоединились Прасковья и Ниловна, Петр Андреевич, посмотрев на них с усмешкой, молча вышел из комнаты.

— …Расстрелял картечью, когда рабочие шли к нему с иконами, с его портретами. Просили помочь. Вот что они писали ему: «Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей… Пришли к тебе, государь, искать правды и защиты»! — говорил со страстным гневом Федор, стоя середь избы.

На лавках сидело пятеро мужиков. Аксюта стояла, прижавшись спиной к закрытой двери второй комнаты. Машу отец пустил к подружке.

— Тысячу человек расстреляли, две тысячи ранили, а сколько арестовали, счету нет, — продолжал срывающимся голосом Федор.

— За что, дядя Федор? — стоном вырвалось у Кирюшки.

— Сволочь, а не царь! — процедил сквозь зубы Матвей Фомин.

Остальные молчали, подавленные, Аксюта расширенными от ужаса глазами смотрела на отца.

— За то, Кирюша, что они верили, будто царь — помазанник божий, стоит за народ. А он — главный помещик и вместе с другими помещиками и их прихвостнями, вроде наших Мурашева, Дубняка, шкуру дерет с рабочих и с нас, крестьян, — ответил Федор и продолжал: — По всей матушке России поднимаются рабочие люди в городах и деревнях против царя-убийцы, против помещиков и бар, всех, кто нашу кровь сосет, за справедливый порядок, — голос Федора окреп. — И верьте, мужики, недалек тот час, когда полетят в преисподнюю все кровопийцы. За труд, а не богатство, нажитое обманом, будут уважать людей…

— Ах, Палыч! Кабы так сталося, как ты говоришь! — горячо выдохнул Родион, лицо его зарумянилось.

— А нам-то что делать, Палыч? — вскочив, взволнованно спросил Кирюшка.

Аксюта повернулась к нему лицом. Широко раскрытые глаза девушки засветились лаской.

— Что делать нам, Кирюша? Готовиться к будущей борьбе вместе со всеми. Своим рассказывать правду, о которой я вам поведал, не давать живоглотам на себе верхом ездить и стоять друг за друга.