Первые шаги

А руку ему пожать вовсе не зазорно. Свои увечья, так сильно его уродующие, он действительно получил на императорской службе и тоже, кстати, лишился в итоге источника. При самом громком теракте конца прошлого столетия — нападении на царскую семью во время парада по случаю Дня Российской империи — одна из брошенных террористами бомб не долетела до императорского кортежа и стала падать прямо в толпу зрителей. В первых рядах находились в основном дети. Двадцатитрехлетний гвардеец-пилот МБК Осмолкин-Орлов Григорий Андреевич, стоявший в тот день в оцеплении, на пределе своих сил поймал смертоносный подарочек и вынес на безопасное расстояние, но сам пострадал от взрыва. Представляете, с какой скоростью и перегрузками он двигался, если зафиксировано, что взрыв произошел через три секунды. Все медики, присутствовавшие на месте, естественно, сразу бросились оказывать помощь пострадавшим в императорской семье, а помощь герою досталась по остаточному принципу. Еще ничего не зная о подвиге Григория, интересуясь лишь характером ран, я-Егор пришел к выводу, что к пострадавшему применили сразу слишком много «лечилок», не сложив нормально кости, что привело к неправильному сращиванию. А ломать потом по новой грудину и ребра медики, видимо, не решились, ограничившись лишь исправлением самых сильных деформаций. Ну а источник, как известно, у калек пропадает. Почему его не показали более крутым целителям и чем занимался Григорий следующие двадцать лет, пока не стал опекать Егора, — мне неизвестно, в его личном деле эти сведения отсутствовали. Неспроста, наверное. Да и про сам подвиг я узнал из мемуаров одного из имперских чиновников, присутствовавших в тот день на злосчастном параде. Книжица пафосно называлась «День скорби» и была взята Наташкой в библиотеке для скучающего меня еще в Каспийском.

— Марьиванна, это родственник наш дальний приехал; мы на веранде посидим? — Надо успокоить женщину, а то она себе уже неизвестно что навыдумывала: внешность у Григория все-таки страшноватая.

— Да, конечно, Геночка, какой разговор… устраивайтесь, я сейчас чайку поставлю, — Моя доблестная защитница скрывается в доме, оставляя нас наедине.

— Ну пойдем поговорим…

Молча собираю завтрак на стол, пытаясь прокачать ситуацию. На кого может геройский гвардеец работать? С какой целью его послали? Как он меня нашел? Что ему (им) от меня надо? Одни вопросы. Если подумать, то он такой же, как я-Георгий. Искалечен на службе, лишился работы и смысла жизни. Кто дал ему новый смысл? Придя к некоторым выводам, вполне возможно и неверным, спрашиваю самое актуальное:

— Милославскому сдашь?

Отрицательное мотание головой.

Григорий ест аккуратно и красиво даже при отсутствии положенных столовых приборов. И как я мог принимать его за деревенщину?

— Закладка в пакете с документами была?

— Угум.

— Что теперь делать будешь?

— Ничего. Присматривать.

Вот и поговорили.

— Меня теперь Геной зовут.

Здравствуйте, меня зовут Геннадий, и я алкоголик… Господи, какая хрень в голову лезет!

— Знаю.

— А тебя?

Мужчина странно смотрит на меня, словно пытаясь заново оценить.

— Осмолкин Григорий Андреевич.

— Просто Осмолкин? — Еще более долгий и пристальный взгляд.

— Просто Осмолкин. Можно и просто Григорий.

Забавно, куда же подевалась клановая фамилия? Отказался совсем или только на время операции по присмотру за мной? В личном деле, кстати, тоже только личная фамилия стояла. Если б я ту книжонку случайно не прочитал, так бы и считал Григория простым смертным, максимум — родовитым. То, что он пятый сын, роли не играет, его отец имеет достаточно близкое родство с главной ветвью семьи, чтоб дать своим детям столь много значащую в этой империи вторую фамилию. Вот гипотетические дети Григория — уже не факт, это зависит от того, кто будет их мамой. Основные клановые плюшки перепадут старшему брату и его наследникам — кланам тоже невыгодно поддерживать абсолютно всех членов союзных семей — родов. Младшие дети пробивают себе дорогу сами, это аксиома во всех мирах, если речь идет о наследстве.

Что ж, если не требуется всех этих реверансов, положенных по этикету, я только за. Между прочим, я тоже мог бы быть клановым, если б отца не изгнали.

И вот сидим мы, два аристократа, на веранде маленького домика на окраине Москвы, жрем творог со сметаной и вареньем, запиваем чаем. Пикник на обочине жизни.

В тот раз разговор у нас так и не получился. Убедившись, что сбега́ть я пока не собираюсь, Григорий дал мне свои координаты в городе, на всякий случай, и откланялся.