Первые залпы войны

Женщина угодливо ответила, что хозяин все поснимал, чтобы этим не воспользовались захватчики. А сейчас его нет дома. Вернется только вечером. Она же ничем помочь не может.

Выслушав ее, лейтенант выругался и махнул рукой сержанту, который был с оставшимися на берегу болота. Ребята, связав ремни и прицепив к одному концу котелок, набрали во фляги воды и напились. Меня лейтенант послал разведать, куда ведет дорога с хутора. Примерно метрах в пятистах от колодца дорога выходила на проселок, с которого был свороток под прямым углом, полузаросший травой. Лейтенант Борисов, поразмыслив, решил идти этой дорогой. Я ему пытался доказать, что наш полк проходил проселком. Именно на нем остались свежие следы техники. Лейтенант сказал, что самый прямой путь — нехоженый.

— Хорошо, вы идите проселком, а взвод пойдет дорогой. Посмотрим, кто раньше догонит полк, — сказал Борисов.

Я с тремя бойцами, с которыми встретился на разъезде, пошел по большаку. Мы познакомились и узнали многое друг о друге. Трое моих спутников оказались бойцами первого взвода шестой роты второго батальона. Задача взвода состояла в том, чтобы не допустить немцев к разъезду через мост, дать возможность первому и второму батальонам отойти через дамбу. Поэтому же мосту прошел и взвод Борисова, в задачу которого входило оборонять полосу между рекой и болотом. Полк сравнительно быстро прошел через разъезд. Взводу предстояло сняться с места через полчаса, как пройдет дамбу последнее подразделение полка. Все шло по намеченному. Но на машинах к мосту подъехала группа гитлеровцев. Преодолеть им мост на машине взвод не дал. Прямо на мосту гранатами были подорваны и сожжены две автомашины, которые преградили путь другим. Когда начался бой, было еще светло. Немцы, видимо, по рации связались со своими минометчиками и довольно грамотно корректировали огонь. Так что уже в первые минуты боя взвод понес большие потеря и отошел от моста к разъезду. Раздобыв плавсредства, немцы переправились через реку и стали наступать, оттесняя взвод к месту, где скопились вагоны. Боясь зацепить своих, вражеские минометчики прекратили огонь, и в это время сюда подоспел я.

Мы медленно шли по проселочной дороге. Ночной переход, усталость и ночной бой сказывались и на нас, молодых бойцах. Казалось, час-другой, и мы обессилим. Шли мы, не соблюдая той осторожности, с которой подбирались к хутору. Вокруг стояла гнетущая и усыпляющая тишина, мы слышали только похрустывание размятого гусеницами песка под ногами.

Вдруг сзади послышался шум моторов. Это словно встряхнуло нас. Я с товарищами стремительно бросился вправо, к опушке, в густой кустарник, и мы залегли. Шум приближался, и метрах в пятистах мы увидели, как из леса выехали четыре танка — наши «тридцатьчетверки». Мы вышли из укрытия и на всякий случай помахали в надежде, что танкисты возьмут нас.

Первый танк остановился, за ним другие, и из открытого люка высунулся по пояс танкист. Из расстегнутого комбинезона виднелась гимнастерка с одной шпалой на петлице.

— Товарищ капитан, возьмите нас, — обратился я к нему.

— Садись, пехота, только крепче держитесь, — сказал он. Увидев у нас ручной пулемет и автоматы, он спросил, есть ли у нас боеприпасы. Я ответил, что в бою почти все израсходовали. Он посетовал, что для автоматов у них ничего нет, а вот для ручного пулемета могут поделиться патронами. И дал нам цинковый ящик с патронами, которыми мы тут же зарядили четыре диска. Пока мы возились с дисками, капитан исчез в танке и через несколько минут вылез с парой дисков.

— Поделимся и этим, к своим, наверное, без боя не прорваться.

Танки, проехав пару километров по проселку, вырвались на прямой большак и прибавили скорость. Через полчаса мы были перед переправой через небольшую речку. Капитан-танкист вылез наполовину из люка и сказал:

— Не могу понять, что это за речка. На карте ее нет.

Тут появился полковник Терещенко в сопровождении пехотного капитана. Он подошел к головному танку.

— Поворачивай танки к опушке, маскируйте машины и будете прикрывать переправу, — кричал он капитану-танкисту.

— У меня приказ, — ответил капитан и опустился в-башню, закрыл люк.

Я дал отмашку ребятам, и мы как горох посыпались с брони. Головная машина тронула, за ней другие.

— Стой, расстреляю! — бешено кричал полковник, вытаскивая из кобуры пистолет.

Затем он выстрелил по броне. Танки круто развернулись и помчались в северном направлении.

— Командира танкистов под суд! — в бессильном гневе кричал Терещенко капитану, который сопровождал его. Но сам он понимал, что ничего не сделает с непослушным капитаном в этой обстановке.

На берегу скопилось более сотни автомашин, много орудий на конной тяге и пароконных повозок. А транспорт все подходил и подходил. С последних прибывших машин сообщили, что приближаются немцы. Но чувствовалось, что Терещенко больше опасался не этого, а налета немецкой авиации. О результатах ее удара свидетельствовали десятки искореженных и дымящихся машин.